Так было. Бертильон 166 - [103]

Роландо едва не столкнулся с человеком, высунувшимся из двери.

— Боже мой!

Женский голос. Слова ударили в лоб, словно камнем. И тут же за спиной стукнула с силой захлопнувшаяся дверь. Надо посмотреть, нет ли погони. Но обернуться на бегу — значит упасть. Ничего не было слышно. Только стук его башмаков и скрежет приклада по асфальту. Дышать становится все труднее. Правая рука повисла плетью, пистолет бьет по ноге.

Квартал кончился. Теперь надо повернуть налево. Через несколько метров будет пекарня, там он спрячется. Винтовка его!

Но тут он налетел на какого-то прохожего, и тот крикнул:

— Эй, парень!

Кровь разом ударила в голову. Плечи поникли. Все кончено!

— Постой, парень!

Знакомый голос. Роландо снова почувствовал себя победителем. Поднял глаза и облегченно вздохнул.

Темный костюм, едва различимое в полутьме черное лицо — перед ним стоял негр-коммунист.

Кико надел белый костюм из грубой хлопчатобумажной ткани. Накрахмаленный пиджак не сходился на животе, и жесткие борта торчали, словно фанерные. В таком панцире он влез в автобус. На улицах зажглись фонари, и Кико понял, что уже больше семи. Портной взглянул в темное небо за окнами и увидел лишь несколько сиротливых звезд. По спине пробежал холодок. Он тихо пожаловался:

— Собачья жизнь…

Сидящий рядом пассажир полюбопытствовал:

— Вы мне?

Кико натянутой улыбкой постарался скрыть смущение:

— Нет, — ответил он как можно вежливее. — Нет, сеньор. Я в таком состоянии, что говорю сам с собой. Мы скоро все с ума сойдем…

Он рассмотрел соседа: здоровенный мулат в кремовых брюках, зеленой рубашке и синем кепи бейсболиста.

— Вы правы, наша жизнь невыносима. — Сосед говорил слишком громко. — В самом деле можно с ума сойти. До каких пор это будет продолжаться…

Лицо мулата вдруг показалось Кико похожим на морду овчарки-ищейки.

— Послушайте… — Кико заикался от испуга. — Я… я не жаловался на положение в стране…

Нагнувшись так, что почти касался губами уха портного, сосед шепнул тихо, но с явным осуждением:

— Вот видите! Поэтому мы и очутились в таком положении. Вы уже отказываетесь от своих жалоб. И лишь потому, что я говорил громко, не таясь. Надо быть гражданином, приятель! Что может с нами произойти? Ну, всадят в каждого по четыре пули! И пускай. Надо быть гражданином.

— Да, да… — пробормотал Кико.

Кровь застыла у него в жилах. Теперь он уже не сомневался. Это был доносчик. По всему видно: по лицу, кепи, уверенному голосу.

Явный доносчик… И провокатор. Может быть, даже это солдат в штатском. Он не решался взглянуть на пояс соседа, там наверняка была опухоль… сорок пятого калибра. Молчать нельзя. Надо что-то говорить. Но что? Мысли беспорядочно прыгали и сталкивались, как кузнечики в мешке. Ну и глупец же он! Говорить о таких вещах с незнакомым человеком. Но ведь не было сказано ничего особенного! Нет, было! О том, что от этой жизни можно сойти с ума. Во всем виновата Эмилия со своими капризами. Как хорошо было бы сидеть сейчас дома, в кругу родных, качаться в кресле под лампой и думать о делах мастерской! Во всяком случае, это не так опасно, как встреча с этим человеком, который привязался к нему. Да и чем могла Лола, мать жены, помочь им? Она, ее сын и малышка. Только лишние рты. Что выиграет Эмилия от прихода матери? Ничего, ровным счетом ничего.

Смотрит ли доносчик на него? Смотрит и молчит.

«Это молчание — заброшенная сеть, в которую он хочет меня поймать. Вот так же, наверное, чувствует себя рыба в неводе: попалась, а не знает куда. Буду читать светящиеся рекламы. Нет, невозможно. Буквы прыгают в глазах… И все же надо прочесть: «Бартоломе». Боже мой! Похоронное бюро…»

По лицу Кико струился пот. Глаза блестели. Пиджак давил на плечи, брюки прилипли к ногам. Доносчик может заметить его волнение.

Кико призвал на помощь всю свою волю и выпрямился на сиденье. Он сидел у окна, незнакомец загораживал ему проход.

— На углу, — твердо сказал Кико, найдя взглядом кондуктора. «Динь-динь», — погребально зазвенел колокольчик, требуя остановки.

Кико поднялся и, не глядя на соседа, робко пробормотал:

— С вашего разрешения…

Протиснулся мимо него и поспешил к дверям, цепляясь полами за спинки сидений. Автобус сбавил скорость. Не дожидаясь остановки, портной спрыгнул на ходу. В шею врезался накрахмаленный воротник пиджака.

До дома тещи он пойдет пешком. Правда, остается еще кварталов девять, но все равно.

— Еще рано, — вслух сказал он.

И проследил взглядом за автобусом. Тот не остановился и, набирая скорость, исчез за углом, оставив как благословение клубы гари.

На улице он успокоился. Но в лицах встречных ему то и дело мерещилась собачья морда соседа.

Кико дотащился наконец до дома тещи. Даже галстук был мокрым от пота. Волосы спутались и стояли дыбом.

— Стакан воды… — не здороваясь, попросил он у Лолы, встретившей его в прихожей. И, едва живой, упал в кресло.

— Смотри!

Роландо Синтра поднял винтовку над головой, крепко сжав в кулаке шейку приклада.

— Я отнял у полицейского…

Негр снял пиджак и протянул парню.

— На. Оберни! Спрячь винтовку. Быстро!

Они стояли на углу, у стены большого старого дома. Все двери и окна были закрыты. С помощью негра Роландо укутал винтовку.