Таинственный труп - [9]

Николя прекрасно помнил, как в начале их любви каждое мгновение, украденное у свидания, казалось ему невыносимым. Но постепенно они убедились, что редкие свидания позволяют им оставаться самими собой и делают их встречи еще более страстными. Такое положение вещей напоминало игру; затеянная для пробуждения пыла их прежних встреч, игра постепенно превращалась в опасную привычку и служила оправданием долгих разлук, что не могло не беспокоить Николя. Несколько раз он сталкивался с Эме в обществе, с горечью сознавая, что она не предупреждала его о возможной встрече. К своему великому удивлению, он обнаружил, что его возлюбленная, отчаянная женщина, которую он столь часто держал в объятиях, словно легкомысленная девчонка, радостно веселилась в кругу молодых людей, своих ровесников. Внезапно он почувствовал те же уколы, что ощущал некогда при виде Жюли де Ластерье, когда та кокетничала со своими поклонниками в гостиной на улице Верней. Его пронзила мысль, что его возраст, который с каждый годом становится все солиднее, разлучит их с гораздо большей вероятностью, нежели превратности страсти. Когда в 1774 году в лесу Фос Репоз он встретил промокшую и растрепанную Эме, ей было восемнадцать, а ему тридцать четыре. Но если для него время внезапно ускорилось и он почувствовал, как стремительно движется к старости, то ей предстояло еще долго наслаждаться юностью. С тех пор мысль о заключении союза, некогда привлекавшая их обоих, растаяла сама собой, и, когда он вновь размышлял о такой возможности, размышления эти приносили ему все меньше радости. Такое шаткое равновесие не могло продолжаться долго. Каждый раз, когда она прощалась с ним, его охватывала тоска. С болью в сердце он смотрел, как, подобно видению, коему скоро суждено уйти из его жизни, удаляется ее легкая фигурка. Не признаваясь ни друг другу, ни даже самим себе, они незаметно возвращали друг другу свободу. Разрыв мог произойти в любую минуту, и ускорить его мог любой пустяк.

Вздохнув, он направил мысли в менее грустное русло. Проживавший на улице Монмартр господин де Ноблекур старел, однако по нему этого нельзя было заметить. Дабы никто более не нарушал его привычек, он приобрел соседний дом, прежде принадлежавший убитому булочнику Мурю, и, воспользовавшись новым ремесленным уложением, поставил во главе булочной Юга Парно и Анн Фриоп, бывших учеников, вступивших к этому времени в законный брак. У них родилась дочь Беатриса, и Николя стал ее крестным отцом, а Катрина — крестной матерью. Молодая пара поселилась в бывшем доме Мурю. Ноблекур велел соорудить новые проходы, соединявшие оба дома. Спальню Николя расширили, присоединив к ней гостиную, просторную спальню для Луи и туалетную комнату. Катрина, прежде размещавшаяся в клетушке над амбаром, получила хорошенькую спальню на четвертом этаже. По утрам, как и прежде, запах свежеиспеченно хлеба будоражил жильцов, напоминая о каждодневных радостях жизни. Произведенные ко всеобщему удовольствию перемены не оставили равнодушной и Мушетту; теперь киска — на зависть почтенному Сирюсу — бодро носилась из одного дома в другой; песик, по-прежнему ревниво исполнявший роль ментора, с трудом следовал за пронырливой воспитанницей по лабиринтам коридоров и лестниц.

Неожиданный шум вывел Николя из состояния задумчивости. Дверь распахнулась, и на пороге, с покрасневшими глазами, появился папаша Мари в неловко запахнутом пальто. Неужели в этот ночной час случилось нечто непредвиденное и, разумеется, неприятное?

— Отчего ты так разволновался? Что-то случилось?

— Ох, случилось, господин Николя. Стучат, поднимаются, трясут меня за плечи. Ну как тут не разволноваться!

— Так в чем причина? Наверное, опять карнавальная шутка?

— Я тоже так думал, но все гораздо серьезнее. То-то они прислали за вами и требуют вас срочно, словно на пожар!

— Меня?

— Да нет, дежурного комиссара.

Николя встал, готовый исполнить свои обязанности.

— Так в чем дело?

— Начальник тюрьмы Фор-Левек требует, чтобы вы немедленно пришли и зафиксировали смерть.

— Он требует! Черт побери, а нельзя для этого позвать кого-нибудь из докторов, что проживают поблизости? Не может быть, чтобы у него в квартале не было ни одного лекаря.

— Что я могу вам сказать? Похоже, дело там темное.

— А почему он не обратился к квартальному комиссару?

— Его не нашли.

Николя посмотрел на часы: они показывали час ночи. Придется идти. Внизу возле лестницы, кутаясь в темный плащ из плотной шерсти, стоял краснолицый толстяк, теребя в руках синий колпак.

— Ренье, — представился толстяк, — привратник в тюрьме Фор-Левек. Наш начальник, господин де Мазикур, требует вас прийти немедленно в тюрьму.

— А вам известна причина столь великой спешки?

Толстяк еще сильнее затеребил свой колпак.

— Я не имею права разглашать.

— Что ж, идемте.

Папаша Мари протянул Николя прочную палку с железным наконечником.

— Будьте осторожны, на улице снова скользко. Это не дорога, а настоящий каток, того и гляди упадешь и сломаешь шею.

За стенами Шатле лежал безмолвный, засыпанный снегом город, скованный гнетущей тишиной. Когда они свернули на улицу Сен-Жермен-л’Осеруа, с крыши сорвался кусок льда и, ударившись о мостовую, раскололся на множество мелких кусочков.