Таинственный труп - [106]

Погода, как и его настроение, изменилась в худшую сторону. Легкий ветерок уступил место яростным порывам ветра. Свет, с трудом пробивавшийся сквозь наползавшие с запада свинцово-черные тучи, исчерчивал иссиня-зелеными полосами крыши и каминные трубы. Внезапно началась метель, быстро превратившая улицы в потоки грязи. Изменения, происходившие в природе, никогда не оставляли Николя равнодушным. Привыкнув вслушиваться в тайный голос природы, он отметил, что в решающие моменты его жизни всегда шел снег. И хотя он вырос на берегу океана, среди песчаных равнин и лесов, он не знал, как назвать этот голос, всегда вызывавший в нем вопреки разуму чувство подавленности. Неужели он был связан с тайной его рождения? Неожиданно возникшая мысль о матери породила в нем ощущение пустоты. Однако он прекрасно понимал, что его внутренние терзания являются следствием вынужденного разрыва с Сартином. Их особым отношениям пришел конец, и он чувствовал себя осиротевшим во второй раз. Крупные хлопья снега падали ему на лицо, и он надвинул треуголку до самых глаз. Вспомнив, как Сартин поддерживал его на протяжении многих лет, он почувствовал, как тесно переплелись в их отношениях добро и зло, и разделить их, не порвав саму ткань, невозможно. И в глубине души сознавал, что, не выдержав злопамятности Сартина, ткань порвется сама собой.

В Шатле он вернулся успокоенный и уверенный в себе. Бурдо отправился на встречу. Вскоре появился Ленуар; судя по обострившимся морщинам на лице, его обуревали дурные предчувствия. Отведя Николя в сторону, он сообщил: бой был упорным, король изо всех сил уклонялся от ответа и уводил разговор в сторону. Он отказывался отдавать приказы и пытался переложить решение на Морепа; в конце концов он все же разрешил призвать на суд Сартина, но поручил это сделать злосчастному Ленуару. С тяжелым сердцем тот явился к министру и, выслушав множество яростных упреков, сумел убедить его подчиниться. С адмиралом дело обстояло примерно так же. Тут Ленуар расхохотался и заявил, что теперь он обязан подарить Сартину парик, но выбор он поручит Николя как имеющему большой опыт в этом деле. По его словам, это единственный способ восстановить мир.

Когда вернулся Бурдо, Николя справился у него об узниках. Их уже доставили, и они, под надежной охраной, раздельно друг от друга, ожидали начала суда. Он напомнил Бурдо, что по условленному знаку ему предстоит внести улики, дабы фактами подкрепить его слова.

Из-за нападавшего на Версальскую дорогу снега Сартин и адмирал прибыли с получасовым опозданием. Министр холодно приветствовал собравшихся. На нем был хорошо известный Николя старый черный фрак, отнюдь его не молодивший, но зато напоминавший о его прежней должности городского магистрата. Д’Арране надел парадный адмиральский мундир. При виде его Николя задался вопросом, отчего лицо адмирала багровеет больше, чем обычно? Причиной тому холодная погода или жар предстоящей словесной баталии?

В просторном кабинете с готическими сводами, где в камине весело потрескивали толстенные поленья, министр тотчас устроился за своим прежним столом, расправив кудри своего модного короткого парика. Адмирал сел справа от него, опершись спиной о шкаф. Бурдо, готовый выполнить любую просьбу Николя, занял место возле двери. Ленуар, видимо, желая показать, кому достались его симпатии и поддержка, подошел к камину и сел в кресло рядом со стоявшим Николя. Наступило долгое тягостное молчание, наполненное множеством задних мыслей, обуревавших всех перед началом заседания.

— Если вам угодно, мы можем начинать, — произнес начальник полиции, обращаясь к министру.

— Не будем терять времени, — ответил Сартин, откидываясь на спинку стула. — Раз мы явились сюда по воле короля, выслушаем, что должно выслушать, но понимая, что все, без исключения, сказанное здесь, должно быть…

— …сохранено в глубокой тайне.

Николя почтительно завершил его фразу, не дав Сартину ни единого повода придраться к нему. Министр лишь поджал губы и молча кивнул.

— Сударь, семнадцать лет назад вы оказали мне честь, приняв меня на службу в полицию его величества, от вас я получил множество разумных советов, которые я никогда не забуду и которым я всегда старался следовать. Речь шла о правосудии и правилах, кои необходимо соблюдать, невзирая на обстоятельства. Я постоянно об этом помнил, а когда мне случалось усомниться, вы снова повторяли их для меня. Во имя этих принципов сегодня я прошу вас выслушать меня.

— Опять выслушать, — недовольным тоном бросил Сартин. — К чему эта проповедь? Неужели нас пригласили выслушивать выспренные речи, да еще в исполнении вас, Ле Флок?

— Сударь, сегодня эта речь в честь вас, я составил ее, желая напомнить, на чем основана моя деятельность как полицейского магистрата и что я усвоил, работая с вами. Судите сами, господа, разве мы можем угадать цвет, если не знаем о его существовании?

— Ладно, ближе к делу и подальше от фантасмагорий. К чему это предисловие в духе Альберта Великого?[72] Кстати, предваряя ваши своеобычные рассуждения, напомню, что Альберт писал также и о цветах радуги!