Таинственный пассажир - [19]

Уже два года Бадьин жил в Черноморске и стал понемногу привыкать к оседлой жизни. К ней по мере сил приучала мужа Ксения Антоновна — жена Бадьина. Она считала, что ее «старику» пора уже «угомониться» и пожить с семьей. Правда, один из членов семьи, старший сын Бадьина, учился в Ленинграде, в Военно-морском училище, и приезжал домой только на каникулы. Зато младший сын Андрейка — непоседа, пионер-тимуровец — требовал не только материнской ласки, а и отцовского глаза и внимания.

Послушал ли Бадьин советов и просьб жены или уж так сложились его служебные дела — неизвестно. Но теперь он жил в городе, в семье, службу нес то в море, то на берегу, а в свободное время даже помогал своей жене в ее домашних заботах. Бывший боцман, он был человеком хозяйственным, мастером на все руки, и всякая работа у него спорилась.

На многих кораблях у Бадьина были старые друзья и приятели. Некоторые из них служили раньше под началом мичмана, считали себя его учениками и, несмотря на его строгость и требовательность, любили старого моряка, привязались к нему. Как только кому-нибудь из них случалось получить увольнение на берег, он непременно «заплывал» и в домик Бадьина. Здесь всегда встречали с распростертыми  объятиями: каждый моряк считался почетным гостем.

Сегодня, в очередной воскресный день, сюда «заплыл» давнишний приятель Бадьина главный старшина Петр Ключарев. Как и Бадьин, он уже давно закончил свой срок действительной службы в Военно-Морском Флоте, но не захотел расстаться с любимым делом. На рукаве его форменки красовались два золотых шеврона. Они означали, что главный старшина уже два пятилетия несет свою «вахту» сверх положенного срока.

Бадьина и Ключарева связывала многолетняя совместная служба на кораблях, участие в походах и боях, любовь к морю. Оба они были ревностными служаками, поборниками дисциплины и уставного порядка. Оба они нашли в морской службе свое жизненное призвание и о другой профессии и не помышляли.

Ключарев был вдовцом. Его жену и трехлетнего сынишку во время войны гитлеровцы сожгли в сарае вместе с группой колхозников, обвиненных в помощи партизанам. Об этом страшном злодеянии Ключарев узнал незадолго до окончания войны. Потеряв семью, Ключарев так и остался одиноким, «неприкаянным», как иногда, в минуту грусти, говорил он о самом себе.

Еще сильнее привязался он к кораблю, к его людям, считая корабль своим домом, а молодых матросов — «сынками». А когда его одолевали воспоминания о жене и сыне, когда тянуло к семье и домашнему уюту, он приходил к Бадьиным, где чувствовал себя не только желанным гостем, а другом и братом, полноправным членом семьи.

В доме Бадьиных существовал даже «ключаревский уголок». Здесь стояла койка, накрытая серым матросским одеялом, над ней, прибитая к стене, висела фотокарточка, на которой был снят Петр Ключарев в момент, когда командир корабля поздравлял его с награждением орденом боевого Красного Знамени. Рядом — фотоснимок жены и сына.

Под койкой стоял сундучок с различными игрушками, столярными и слесарными инструментами. Все это «хозяйство» принадлежало Андрейке — сыну Бадьиных, с которым у Ключарева установились самые лучшие отношения.

Старый моряк сердечно привязался к этому шустрому, смышленому мальчику, отдавал ему нерастраченную отцовскую любовь и часто, гладя его курчавую голову, думал о том, что и его сын, Витюшка, мог бы теперь быть таким же большим и веселым «моряком».

...Радостный лай «Шалуна» и громкий возглас Андрейки: «Дядя Петя!» — возвестили приход Ключарева. Еще в палисаднике он подхватил на руки Андрейку, расцеловался с ним и, сопровождаемый скачущим «Шалуном», вошел в дом. Здесь его приветливо встретила Ксения Антоновна.

— Молодец, Петя, что пришел. Сегодня будут вкусные вещи.

— С полосканием? — шутливо спросил Ключарев, намекая на «горилку».

— С полосканием, — в тон ему ответила Ксения, хотя знала, что вопрос был задан просто так, для шутки. Ключарев пил очень мало, «для компании», никогда не разрешал себе выпить лишнюю рюмку сверх положенной нормы. — Дисциплина на берегу — второй закон моряка! — обычно говорил он, отодвигая от себя все, что могло соблазнить его.

— А по какому поводу пир? — спросил Ключарев. — И почему Павел с утра теребит меня, чтобы обязательно пришел. Что случилось?

— Гостя ждем, — загадочно ответила Ксения Антоновна.

— Уж не меня ли?

— Ты всегда гость и всегда свой. А сегодня еще один дружок заглянет.

Вертевшийся рядом Андрейка не выдержал и выпалил:

— Иностранец!

Ключарев приподнял брови.

— Иностранец? На кой черт он вам нужен?

— Не знаю. Папа пригласил. Какой-то матрос, которого подкололи свои же...

— Слыхал, слыхал... А где же хозяин?

— Пошел за ним. Садись, подожди, сейчас появятся...

— Чего ж сидеть. Мы пока займемся с Андрейкой.

Андрейка потащил дядю Петю в «уголок» и стал ему показывать модель сторожевого катера, которую он, непременный участник всех соревнований юных морских моделистов, смастерил сам, без посторонней помощи, чем очень гордился. Ключарев взглядом знатока рассматривал модель и бросал отрывистые фразы:

— Хорошо... очень хорошо... А вот здесь, товарищ адмирал, не совсем того... бортовая обшивка толстовата... И со шпангоутом