Таинственный крысолов - [19]

— Думаешь, что Райт?

— Не знаю, спросите его.

— Кто-нибудь еще заходил туда?

— Не знаю. Любой, без всякого труда.

— Ты не задумывался, кто мог стрелять в Пола?

— Задумывался, но мне ничего не пришло в голову.

— Послушай, Селим, ты сам только что сказал, что не любишь болтать лишнего. Ты постоянно крутишься по всему судну, у тебя больше возможностей увидеть что-либо, чем у других. Подумай, может, случилось что-то, что тебя удивило? Если хочешь мне помочь, то забудь на время о своей осторожности.

Селим задумался.

— Что-то мне ничего не приходит в голову. Разве что вы не знаете о том, что капитан Модров и мистер Харроу серьезно поссорились.

— Не знаю, расскажи.

— Это произошло прямо перед болезнью Модрова. После обеда я мыл посуду в буфетной и услышал, как кто-то громко стучит в дверь Харроу, и повторилось это несколько раз. Харроу был в каюте, но не хотел открывать. Я выглянул посмотреть, кто это там шумит. Перед дверью стоял капитан Модров. Я услышал, как он говорил: « Вы знаете меня по голосу. Прекратите ваши шуточки, приказываю немедленно открыть». Наконец двери отворились, и Модров вошел. Я слышал, как они кричали друг на друга.

— Что они кричали?

— Не знаю. Я испугался и закрылся в буфетной. Голоса я слышал, но не мог разобрать.

— Подслушать не пробовал?

— Я не хотел ничего знать. Боялся, что это как-то отразится на мне.

— Говоришь правду?

— Если бы я хотел солгать, то мне легче всего было бы не вспоминать этот эпизод.

— Что ты можешь сказать о Герхарде фон Модрове? Что это был за человек?

Селим опустил голову и как бы съежился. Он немного помолчал, посмотрел Коллингсу в глаза и сказал совсем другим, спокойным тоном:

— Я знал, что вы меня об этом спросите. Герхард фон Модров был плохим человеком.

— Почему?

— Бывают такие псы, которые всегда добродушны, ластятся ко всем, а бывают такие, которые бросаются на людей без повода.

— Модров плохо относился к тебе?

— Не только ко мне.

— К тебе у него было особое отношение.

— Я не хотел бы говорить на эту тему. Это не поможет вам в поисках убийцы мистера Риза.

— Ты знаешь, есть причины предполагать, что Модрова отравили. Интересно, кто был заинтересован в его смерти.

— Вы могли бы прямо задать мне этот вопрос. Модров меня преследовал, значит, я имел повод для убийства. Почему вы не спрашиваете, не я ли отравил Модрова?

— Ну хорошо, ты его ненавидел, так как он издевался над тобой. Ты не смог от него освободиться, он тебя поймал в капкан, может, шантажировал. У тебя не было другого выхода, ты хотел быть свободным и отравил его. Так было?

Селим побледнел, его руки затряслись.

— Все это правда, — произнес он почти шепотом, — только я его не травил, и мистера Риза не убивал.

— Один раз у тебя такое случилось.

— Не помню, ничего не помню. Никого я не убивал... Никого!

Селим перешел от шепота к крику и внезапно сломался, рыдая как ребенок. По его щекам текли слезы.

Коллингс не ожидал такой реакции и не знал, как себя повести. Он нервно закурил и начал прохаживаться по каюте. У него возникло желание выйти на открытую палубу, вдохнуть свежего воздуха, но было глупо оставлять Селима в таком положении. Селим все еще рыдал. Наконец он начал искать платок в своих карманах. Коллингс без слов подал ему свой. Тот взял его, а через минуту произнес:

— Я ненавидел Модрова, но его смерть не принесла мне облегчения, совсем наоборот. Пожалуйста, не требуйте от меня объяснений — они ничем вам не помогут в расследовании. А сейчас прошу вас оставить меня одного. Платок я постираю и верну вам его завтра.

Когда Питер был уже в дверях, Селим задержал его:

— Мистер Коллингс, поймите меня правильно, у меня нет к вам претензий. Я знаю, что вы выполняете доброе дело. Я в самом деле рассказал вам все, что может пригодиться в вашем поиске.

— Окей, Селим. Извини.

* * *

Получасом позже Коллингс принял вахту.

— Вы плохо выглядите, — заметил Джим.

— Я здорово устал, почти не спал. Узнал что-нибудь интересное?

— Недели две назад Риз ходил в пассажирские помещения, искал там запчасти для холодильника. Точный день не смог установить. Это вам пригодится?

— Пока нет. Может, Риз говорил или делал что-нибудь такое, что привлекло внимание команды?

— Он вел себя вполне нормально, как всегда, с юмором.

— Он ничего не вспоминал о крысах?

— Только то, что шныряет их там до черта.

— А о ловушках говорил?

— О каких ловушках?

— Ладно, неважно. Может, ты знаешь, кто еще ходил в закрытую часть судна?

Джим на мгновенье задумался.

— Наверняка Харроу. Точно знаю, что он пришел к нам за ручным фонарем. Сказал, что у него кран сломался, хотел его заменить.

— Когда это было?

— Неделю назад.

— Поспрашивай коллег, что они знают о вылазках в пассажирские помещения. Не знаю, имеет ли это связь со смертью Пола, но что-то многовато личностей туда шастало.

— Хорошо, поспрашиваю. Вы думаете, что...

— Ничего я не думаю. Пока просто собираю факты, голова раскалывается. Пойду, проветрюсь.

Он надел штормовку и вышел на крыло. Ветер ударил ему в лицо. Он мог спрятаться за надстройкой, но не стал этого делать — любил такую погоду. Штормовка не пропускала влаги и холода. Ветер был не настолько сильный, чтобы бороться с ним, его порывы не валили с ног, а приносили с собой соленую влажность океана. Коллингс, опершись о пелорус гирокомпаса, смотрел с высоты шестого этажа на море, покрытое белыми барашками. На душе у него было неспокойно. Его удручала мысль, что он не справится с заданием, которым занялся. Пока что он сделал немного. Его собеседники были податливы, доброжелательны, но можно ли было доверять им полностью?