Таинственный герцог - [64]

— Отвратительное место. Отвратительное, как и его обитатели.

Белла могла бы согласиться, но побоялась, что этим может заставить женщин замолчать.

— А он всегда принадлежал одной и той же семье?

— Барстоу? Я не знаю, мадам.

— Они приехали туда во времена Кромвеля, — присоединилась к разговору пожилая, хрупкая как птичка женщина. — Пуритане. — Она плюнула. — Прежде там жили Брили, семья роялистов, но никто из них не вернулся, поэтому его забрали Барстоу.

Этот поступок, несомненно, расценивался как воровство.

Белла никогда не знала, что неприязнь к ее семье возникла так давно, но в провинции воспоминания уходят в глубь истории. Здесь все еще помнили события прошлого века — казнь короля, долгое, жестокое правление парламента, когда были уничтожены все светлые традиции, и возвращение монархии.

— Наверное, теперь члены семьи — верные роялисты, — примирительно сказал Белла.

— Может быть, — отозвалась первая женщина, — но они до сих пор неприветливые, пуританские души. Сэр Огастус выпорол кнутом Эллен Перкинс за распутство, а она всего лишь вдова со своими потребностями.

— А что сделали с мужчиной? — спросила Белла.

— Оштрафовали, — грубо усмехнулась женщина. — У Эллен нет денег, чтобы ее можно было оштрафовать.

— И он посадил старого Натана Готобеда в колодки за торговлю в воскресенье, — сказала другая женщина, — хотя тот никому ничего плохого не делал.

— Говорят, сэр Огастус просто кипел от злости, — сказала молодая женщина, державшая на коленях ребенка.

Белла угадала всеобщее безмолвное проклятие, но женщины не позволили себе зайти так далеко, чтобы высказаться вслух в присутствии незнакомки.

— Жаль, что не могу найти в себе сил убить его, — встретившись с Торном у экипажа, сказала Белла, чувствуя, каким тяжелым бременем лежит у нее на плечах репутация семьи.

— Значит, вы тоже узнали о нем?

— А что узнали вы?

— О крайней жестокости, особенно по отношению к тем, кто пьет, играет или ведет себя безнравственно. Кто-нибудь узнал вас?

— Не думаю, — ответила Белла, хотя и не следила за этим.

Они продолжили свою поездку по окраинам владений Барстоу, расспрашивая о кошках-кроликах и при каждом удобном случае заводя разговор о Барстоу и Карскорте. Неприязнь иногда бывала неприкрытой, иногда едва уловимой, но всеобщей. Она относилась к Огастусу, но обращалась и на отца Беллы, и не миновала ее сестру Люсинду, у которой, очевидно, возникла идея благотворительности, заключавшейся в том, чтобы посещать самых бедных и читать им лекции об их беспомощности.

— Я чувствую себя грязной, — сказала Белла, когда они подъехали к еще одной деревне. — Возможно, внутри я такая же. Возможно, мое желание отомстить и есть доказательство…

Он приложил к ее губам палец в перчатке и остановил спокойную лошадь.

— В этом нет ничего неправильного.

Он взял ее рукой под подбородок и, наклонившись, поцеловал.

Поцелуй был исключительно нежным — не робким, а благовоспитанным, и он растопил сердце Беллы. Опустив ресницы, она ощущала только тепло его губ, а пение птиц и прикосновение ветра еще добавляли волшебства этому мгновению. Но Торн отстранился, и Белла открыла глаза.

— Спасибо, — не подумав сказала она.

— Спасибо вам, — ласково улыбнулся Торн.

— Переменчив, как море, — пробормотала Белла, так как никогда не ожидала от капитана Роуза такой нежной улыбки.

— Что?

— Так вы сказали о себе. В «Компасе», когда мы оба были пьяны.

Он, казалось, растерялся, а Белла усмехнулась, чувствуя себя невероятно счастливой.

— Вероятно, вы были более пьяны, чем казались.

— Должно быть. Да, конечно. Переменчив. Я предпочитаю называть это многоликостью, но, возможно, я заблуждаюсь.

— Многоликость похожа на камень. Она твердая. Я предпочитаю переменчивость моря.

— Вы явно не сталкивались с ураганом, — засмеялся он и, взяв поводья, тронул лошадь.

«Вероятно, нет, — подумала Белла, — но, возможно, сейчас переживаю один из них».

Торн старался сохранять невозмутимый вид, но сердился на Калеба за то, что тот не сказал ему о слове «переменчивый».

Еще несколько таких промахов, и Белла может задать себе вопрос — с кем она? Например, Калеб не любил чай, и Торн, как капитан Роуз, не употреблял его. В «Короне и якоре» он заказал чай не подумав.

Чай был ошибкой, однако могли последовать и другие. Торн чуть не рассмеялся вслух пришедшей ему на ум странной мысли — если Белла узнает, что он герцог, то он навсегда ее потеряет.

Мир просто перевернулся с ног на голову.

Он не мог вспомнить, чтобы наслаждался временем, проведенным с какой-то другой женщиной, больше, чем последними днями, проведенными с Беллой.

Торн боялся, что сходит с ума.

Белла сознавала, что они едут обратно в гостиницу в полном молчании, но не понимала, чем оно объяснялось. Ей хотелось бы думать, что Торн так же ошеломлен поцелуем, как она, но ей в это не верилось.

Она подозревала, что он встревожен.

В гостинице она приняла спокойный, в меру веселый вид и держалась так, словно никакого поцелуя вообще не было, и они, продолжая молчать, поднялись в свой номер.

— Может быть, поужинаем внизу? — предложила Белла, заметив, что Торну явно не по себе. — Вдруг что-нибудь подслушаем?