Таинственное исчезновение - [18]

— То есть, дворянин, вы хотите сказать?

— Точно не знаю, не совру, но что не из простых — по всему было видать. Славный мужчина, мальчонка весь в него — красивый да с норовом. Хотя и ласковый, воспитанный. Все к Катюше моей бегал, любил ее. И она ему пирожки, знать, скармливала… Катерина! — кликнул внезапно. — Поди к нам, расскажи господину про Ивася!

Дочь Утяева вновь подошла, присела смущенно за столик. Она тоже хорошо помнила мать и сына Зубровых.

— Глафира Тимофеевна красивая была, мы с подружками на нее всегда любовались. И Ивасик такой славный парнишечка. Правда, если что-то очень не по нем, сердился как благородный: ножкой топнет, головку вскинет, пойдет и ни по чем не оглянется, зови-не-зови… Забавный. У него и отец-то не из простых, да еще и богатый. Мастерскую Глафире Тимофеевне он, видать по всему, приобрел. В первом этаже швеи работали, а во втором она с мальчонкой жила. И сынка обучал. Мальчик-то не всегда при матери жил, учился где-то, читал бойко, стихов разных знал много.

— Отчего умерла Зуброва? — спросил Петрусенко.

— Бог весть! Сгорела изнутри, похудела так сильно, бедняжка, месяца три маялась.

— А что сын, жил еще при ней тогда?

— Какой там! — воскликнул старик. — Давно уже не жил, навещал изредка. Когда заболела Глаша — приходил.

— А тот… человек? Он приходил?

— Да, — сказала Катерина, — и он приходил. Один раз они оба пришли: похожие друг на друга — одно лицо! Но хоронил мать один Ивась. Оттогда мы его больше и не видали. А мастерскую купил посторонний человек, хвастался, что задешево досталась. Скорняжье дело наладил в ней.

На этом след Зуброва пока обрывался. И, оставив на время его поиски, Петрусенко теперь думал только о Захарьеве. Все чаще вспоминалось ему то недоумение, поразившее его еще весной. Любящая бабушка, не оставившая внуку наследство… И понимал Викентий: есть здесь какая-то недоговоренность, а может, и тайна. Есть зацепка, возможно только она и одна…

С Сергеем Никоновым они устраивали совещания: то в близкой кофейне, то у Петрусенко дома, вечерами. Рабочих кабинетов как-то избегали, наверное оттого, что поиск Захарьева велся приватно. Последний раз, в воскресный день, они устроились в сквере перед домом, где семья Петрусенко снимала комнаты второго этажа. Служанка вынесла к их скамейке складной столик, поставила чай, бутылочку ликера, фрукты. Душным летним днем в тени деревьев было приятно, спокойно.

— Надо ехать в Вологду, — сказал Викентий.

— Но, если не ошибаюсь, бабка твоего подопечного умерла?

— Да, но наверняка остались люди, знающие и ее, и Василия Артемьевича помнящие с детства. Там, там где-то разгадка. Что-то произошло между бабушкой и внуком.

— Даже если так, — Никонов покачал головой, — это было давно, скорее всего, никак с нынешним исчезновением не связано. Ну, Викентий, ты и романтик! Надо же: семейная тайна, нити которой тянутся в сегодняшний день!.. Как бы твоя романтическая натура не помешала твоей карьере.

— Не скажи, Сережа! Я вот думаю, наоборот: трезвый ум может как раз далеко не пойти. А мысль, умеющая подняться над обыденностью — ее ведь крылья возносят! Не только поэтам нужна романтичность, но и сыщикам она необходима. Я убежден.

По аллее к ним бежали два мальчика: Митя и еще неуклюжий маленький Саша. Митя первый взобрался рядом на скамью, а подбежавший малыш ткнулся отцу в колени. Это Людмила вывела погулять детей после дневного сна. Видя, что у мужчин серьезный разговор, она, сунув в руку каждому по персику, увлекла ребят в другой конец сквера. А Викентий, глядя им вслед, сказал:

— А не свозить ли мне мое семейство в гости к двоюродной тетушке Александре Алексеевне? Давно звала. И живет в Вологодской губернии, в городке Кириллове. Чудные там края!

— Холодно же там, — удивился Никонов. — Север!

— Э-э, друг, — засмеялся Петрусенко. — Плохо знаешь свое Отечество. Там лето пожарче нашего бывает.

— Все равно, — не сдавался тот, — здесь вон: яблоки, груши, абрикосы, черешня… Изобилие для детей, витамины! А там небось одна клюква.

— И брусника, и черника, и голубика, да малина с земляникою, да грибы… А раздолье какое — кто бывал, вновь вернуться мечтает. Здесь, в городе, мостовые булыжные, дома каменные давят, фабрики дымят, извозчики пылят… Нет, решено, свезу их туда. У меня и отпуска, поди, года два не было.

Они налили себе вновь по рюмочке ликера и по чашке чаю.

— Да, — восхитился еще раз Викентий, — это я хорошо придумал… Но расскажи, Сережа, что там у тебя с Брысиной?

Брысина была хозяйкой той самой бакалейной лавки на Торовой улице, где три года назад накуролесили Карзун, Гонтарь и, возможно, Зубров… А вдруг она и есть та самая красавица-жена, о которой проговорился Карзун?

Никонов нашел хозяйку лавочки на том же месте, но сразу понял, что не о ней были слова беглеца-Гришки. Ловкая и еще довольно привлекательная бабенка оказалась Брысина, но 45 лет, грузную фигуру и пышнощекую физиономию — куда ж денешь! Однако следователь ван спросил ее пристально, поинтересовался некоторыми моментами. В деле было указано, что в лавке при обыске оказался сожитель хозяйки. Кто он? Карзун? Зубров? А, может, тогда еще совсем юный Иван Гонтарь?