Таинственное исчезновение - [13]

Выслушав женщину, Викентий Павлович посмотрел на Никонова. Они друг друга поняли: что-то не похож нарисованный образ на помещика Захарьева — бывшего офицера, богача… А там — кто знает.

— Скажите, какой он из себя — ваш квартирант?

— Молодой, белобрысенький, высокий. Шумный очень… — Женщина с надеждой глядела на Петрусенко.

— А где он сейчас?

— Да дома должен быть. Я как уходила, он опять завалился.

— Вот и ладненько, — подхватил Никонов. — Сейчас мы и съездим к вам, познакомимся. Мы давно хотим с ним повидаться!.. Я к дежурному, за коляской, да, Викентий Павлович?

— Гони, — сказал Петрусенко с внезапной хрипотой в голосе. — Поглядим…

Глава 7

Вслед за хозяйкой они прошли первую комнату — небольшую залу. Женщина замерла у второй двери, прислушалась и мелко суетливо закивала: да, он там!

На кровати с высокими железными спинками, поверх скромного, но чистенького покрывала, лежал человек — одетый, но без сапог, которые валялись тут же, наспех сброшенные. Затхлый дух спиртового перегара заставил Викентия брезгливо помахать ладонью у лица. Спящему было года двадцать три от силы. Оба следователя недолго рассматривали его торчащий кадык и полуоткрытый рот. Петрусенко кивнул, и Никонов, шагнув вперед, резко стукнул ногой по кровати:

— Вставайте, господин неизвестный!

Молодой человек подскочил. Он уже не был пьян, но и не протрезвел до конца, спросонья не понял — кто и зачем его будит. Сидя на постели, он смотрел на стоящих перед ним людей, моргая и бормоча:

— А? Что? Чего надо? Кто такие?

Но те не отвечали, а переговаривались между собой:

— Ну, как он тебе?

— Хорош! Сразу видно — именитый дворянин!

— Еще бы, аристократ!

— Да к тому же улан!..

Но тут один из них, помоложе, повернул голову и спросил:

— Вы писали заявление в полицию? Об ограблении?

Сидящий на постели обрадовался: наконец-то он понял, что к чему.

— Да, господа! Писал я! Хозяйка меня обокрала!..

Он, видимо, хотел добавить словечко в адрес хозяйки, но сдержался. Подтянул к себе сапоги, стал обуваться.

— А документ у вас есть? — опять спросил Никонов, — а то я запамятовал: как фамилия ваша?

— Захарьев я, — бойко ответил молодой человек. — И паспорт имеется, а как же! Вот он, пожалте…

Протянутый документ быстро взял из его рук Петрусенко. Да, это был паспорт Василия Артемьевича Захарьева. У Викентия Павловича заломило виски, застучали молоточки! Предчувствие беды и чувство взятого следа… После паузы спросил мягко и осторожно:

— Откуда родом будете?

Его собеседник растерялся, замямлил:

— Э-э, да вот, видите ли… — и вдруг ван спрос вспомнил: — Да местный же я, из здешней губернии!

Но Викентий Павлович уже понял, что играть в кошки-мышки с этим юнцом не стоит — не тот клиент. Резко и холодно сказал:

— Документ этот не ваш. Быстро называйте свое имя, а также — где и у кого взяли паспорт!

Белобрысый хмыкнул. Он тоже разглядел уже своих собеседников. Ничего страшного. Один — его ровесник, второй постарше, в мундире, невысокий и плотный, круглолицый, глаза в щелочку, волосы русые, мягкие, рассыпаются… Добряк, судя по всему. А туда же, стращает!

— Чего выдумываете! — сказал, шагнув к следователю. — Я пострадавший, ограбленный, а вы вместо защиты вон чего — обвинять! Да я…

Закончить он не успел. Добродушный следователь улыбнулся — блеснули глаза и зубы. И слегка сжал ему руку у локтя. Лжезахарьев взвыл от боли, рванулся, но следователь не отпустил, а сказал прямо в его перекошенное лицо:

— Помещик Захарьев идет в розыске как убитый. Сейчас я посажу вас в коляску и повезу к его жене. И если она вас не опознает, пойдете на дознание как убийца.

Тут он наконец разжал пальцы, и белобрысый плюхнулся на постель, скрученный уже не болью, а ужасом:

— Какой убитый? — закричал он, выпучив глаза. — Какая жена? Пропади он, этот паспорт, и та старуха! Горбенко я, Герасим, из-под Воронежа…

* * *

Жил Гераська Горбенко всегда по присказке: «Бог не выдаст, свинья не съест!» А вот поди ж ты, выдал, похоже, Бог. Впрочем, когда один следователь сел рядом с ним на кровать, а другой, подтянув стул, напротив, испуг отпустил немного парня, и даже показалось ему — ну что тут страшного! Сейчас расскажет он все, как есть, повинится, и — что с него возьмешь! Самое плохое — вернут отцу. Грозен батя, да не убьет же сынка единственного.

Он и правда был поздним и одним ребенком отставного армейского капитана. Жили в своем имении под Воронежем, да только это одно название было, что «имение». Старый дом, давно без ремонта, концы с концами еле сводили. А уж гонору-то! Как кричал папаша: «Что! Шлюху в дворянский дом!» Это когда он жениться хотел на Лизетте — Лизке. Познакомил его с ней приятель Петр Охлопков. С Петькой Герасим учился в гимназии. Потом дороги их разошлись. Гераська два года дурака провалял в имении, пока отец не стал ругаться: «Думал, из тебя хозяин будет, а ты с земли только есть горазд, а не работать.» Выгнал из дому в город, хотя мать охала и рыдала. «Ищи, — сказал, — себе дело. Будешь работать — помогу». А он и рад был: что в деревне делать-то? Вот тут и встретил вновь Петра. Тот был вроде адвоката при одном богаче, и сам — при деньгах. Но гуляка!.. Пригрел бывшего однокашника, и стал Гераська у него с одной стороны как бы приятелем, а с другой — мальчиком на побегушках. Родителей больше года обманывал: то говорил, что при суде работает и, одновременно, учится, то при канцелярии губернатора чиновником, то в почтовые служащие рядился. Те радовались, денег, хотя и скудно, но давали. А он гулял на всю катушку! И в Лизеттиных сетях уже барахтался. Она была хористка из местного театра, голубоглазая пухленькая хохотушка, капризная и страстная. Он подозревал, что до него была она на попечении у Петьки, да они особо и не скрывали того. А ему-то что, коль нынче она с ним! Век бы так! Вот тут и надумал он — женюсь на ней. Но лишь сказал отцу, что хористка, у того — усы дыбом, из глаз — молнии!..