Таинственная незнакомка - [61]

Ну ладно, можете ничего по писать, достаточно будет вашего честного слова, Левитцов. Но вы должны рассказать мне все. — С видом исповедника он удобно устраивается в кресле, ожидая пикантных подробностей.

Левитцов говорит больше часа, не забыв описать в деталях белье всех хорошеньких секретарш.

Министр слушает, довольно ухмыляется и не замечает, что, повествуя о комбинациях и трусиках, о бедрах и грудях, Левитцов не называет ни одного имени.

— Прекрасно, Левитцов, вы великолепный рассказчик, у вас тонкое чутье. Надеюсь, у нас еще выдастся возможность поболтать по-мужски с глазу на глаз. Мы не позволим людям Гиммлера трепать нам нервы. Мы же не виноваты в том, что дела на Восточном фронте идут не так, как было задумано. Надо было прислушаться к нашему совету. Надо было прежде всего заключить союз с Великобританией, а потом совместно ударить по большевикам. Но это между нами, Левитцов! И будьте впредь поосторожней с вашими похождениями, господин советник.

— Благодарю вас, господин рейхсминистр. — Левитцов уходит с чувством облегчения, но все еще погруженный в раздумье. «Хильда Гёбель предупреждала меня, — вспоминает он. — У нее разумная голова, и, кажется, она умеет пользоваться ею лучше, чем я».

Эльза Гёбель радуется каждый раз, как только Соня Кляйн приходит навестить ее больную дочь. В такие дни у Хильды всегда хорошее настроение, и она охотнее подчиняется указаниям матери беречь себя.

— У тебя больше не поднимается температура, девочка. И доктор тоже тобой доволен. Но ты еще очень слаба, для того чтобы вставать с постели и уж тем более заниматься работой. Тебе надо больше спать!

Она не знает, что Хильда работает ночами при свете настольной лампы — сортирует и зашифровывает донесения.

— Смотри-ка, что я еще нашла! — Она кладет на одеяло перевязанный бечевкой пакетик. — Это письма, которые ты нам писала из Варшавы. Между прочим, об Анджее в них пет ни слова.

— Да, мама, вполне возможно, что я писала не обо всем и не обо всех. Ты не должна сердиться на меня за это. А о моей дружбе с Анджеем не знали даже посол и мои коллеги. Не смотри так подозрительно! Как ты думаешь, почему я держала это в секрете? Как может немецкая женщина, корреспондентка газет германского рейха, референт немецкой колонии по вопросам культуры, водить дружбу с поляком? Разве я могла поставить под удар свою карьеру?

— Ты и твоя карьера! — вздыхает мать и отправляется на кухню готовить ужин.

Хильда смотрит ей вслед п вспоминает дни, когда она могла обо всем разговаривать с матерью. Как жаль, что эти дни миновали! Она берет пакетик с письмами, вынимает из середины одно наугад и начинает читать:

«Дорогая мама!

Большое спасибо за письмо и посылку. Ты не должна тратить на меня так много. Ты спрашиваешь, как я отметила свой день рождения? До обеда я была в посольстве, устраивала кофе с пирожными для сотрудников отдела печати. Господин фон дер Пфордтен, пресс-атташе, вручил мне чудесный подарок — избранные произведения немецкого философа Фридриха Ницше в кожаном переплете. Господин посол, граф фон Мольтке, тоже зашел поздравить меня. Графиня прислала мне изумительную мозаичную вазу. Потом я обедала с первым секретарем посольства господином фон Левитцовом в «Гранд-отеле». Он меня пригласил. Вечером ходила с друзьями в бар потанцевать. Это был чудесный день. Но самые лучшие дни рождения я справляла дома. Может быть, осенью мне удастся получить несколько дней отпуска. Тогда я обязательно приеду. У меня все хорошо. Мои статьи пользуются спросом. Работа доставляет мне радость…»

Хильда опускает письмо. Она вспоминает, какого труда ей всегда стоило писать строчки, полные обмана. Но она должна была учитывать, что ее письма подвергаются цензуре. Что думала мать после ее писем? А тот день рождения, о котором она писала матери, прошел совсем иначе.

Она ушла утром на открытие выставки, о которой должна была написать статью, и вдруг заметила, что уже некоторое время рядом с ней медленно едет мотоцикл. Она всмотрелась в улыбающееся лицо водителя и узнала Анджея Зелинского.

«Садитесь, пожалуйста, сегодня мы едем за город!»

«Что ты, Анджей! Я должна работать. Сегодня открывается выставка».

«Я знаю. Древнее искусство гуралей. Но выставка будет открыта и на следующей неделе, и через месяц. Живые гурали куда красивее и интереснее. Мы поедем сегодня в деревню к живым гуралям».

«Анджей, но почему именно сегодня?»

«Потому что завтра у тебя день рождения».

Она остановилась в нерешительности. Он с улыбкой указал ей на сиденье:

«Прошу садиться!»

«Ты с ума сошел!»

«Хорошо. Я сошел с ума. Ты не сошла с ума, поэтому садись».

Хильду привлекла идея этого неожиданного приключения, этого побега от забот повседневности. Но она все еще колебалась.

«У меня нет ничего с собой».

«Ничего и не надо. Надо только сесть на мотоцикл».

И она решилась. Мотоцикл, взревев, покатился на юг. Они долго мчались на предельной скорости. Наконец сделали остановку на окраине небольшого городка.

«Мотору нужен бензин, — объяснил Анджей, — а нам с тобой хлеб с маслом и сыром. Я сейчас все достану».

Хильда ни о чем больше не спрашивала. Она наслаждалась хорошим днем, быстрой ездой, прекрасным ландшафтом и чувством свободы, К вечеру они добрались до цели своего путешествия — маленькой деревушки у подножия Бескид. Анджей остановил машину возле красивого дома: