Тагу - [213]

А Кондрат не такой. Нужно быть искренним, когда стоишь лицом к лицу со своей совестью. Помолчи пока, совесть, дай мне срок, и я тоже пойду дорогой Анеты. Подожди немного, совесть, поднимусь еще на одну ступеньку, а потом уж буду твоим покорным слугой… Что ты подмигиваешь, совесть? Не веришь? Думаешь, есть еще ступеньки, есть места председателя райисполкома, секретаря райкома, горкома… Кто скажет, до каких высот могут довести Кондрата ступеньки?..

Думал, думал Кондрат и сам себе становился противен. Чтобы совесть не маячила перед глазами, дома он брался за кувшин с вином, а в конторе налегал на дела. Но как Кабан ни старался избавиться от беспокойных мыслей, они преследовали его, делали своим пленником, своим рабом, грызли ум, сердце, всасывались в душу и плоть, и избавиться от них было невозможно. Разве можно выпрямить собачий хвост?

Шли дни, месяцы, годы. Кондрат все стоял на своей ступеньке. Никто не пытался спихнуть его, никто не тянул и выше. Кабан стал спокойнее, глаза уже не бегали по сторонам. Но до каких пор ему торчать на одной и той же ступеньке? Какой смысл торчать на лестнице, если ты не лезешь выше. Кондрат старается — колхоз сдавал государству все больше и больше чайного листа и винограда, сои и кукурузы… Но никто не удивляется этому, никто не предлагает пересадить Кондрата Пиртахия ступенькой выше. В других колхозах делают то же, что у Кондрата. Когда-то с гектара собирали по пятьсот килограммов чайного листа. Теперь уже десять тысяч килограммов с гектара — обычное дело. Когда-то доход колхоза "Цискари" достигал едва трехсот тысяч рублей, а теперь достиг двадцати двух миллионов. Раньше одна доярка ухаживала за пятью коровами, а сейчас литовка Филиция Чуплинская смотрит за ста сорока коровами и обещает надоить за год пятьсот тонн молока — целую молочную реку…

Что делать Кондрату, чем отличиться, как заставить людей заговорить о себе?.. И вот Кондрата внезапно осенила необыкновенная мысль, не мысль, а настоящее золото.

Колхоз Кондрата станет первым в Грузии! Весть о нем пронесется, словно взрывная волна! Когда Кондрат создаст… Тс-с, пока нельзя показывать даже краешек козыря. Такой козырь не взвесишь на весах, не измеришь метром, не выразишь процентами выполнения плана! Когда-нибудь и другие последуют его примеру, но первым навсегда останется Кондрат Пиртахия! Так и чешется язык сказать… дудки! — ни одна живая душа не должна ничего знать, кроме доверенных людей.

Первый человек, умеющий держать язык за зубами, — бухгалтер Антимоз Кордзахия. Не будь Антимоза, не было бы, возможно, и самого Кондрата — такой он работник.

Кондрат позвал бухгалтера к себе, запер двери, притворил окна и сказал:

— Садись. Важное дело к тебе.

Он налил себе воды из кувшина, не спеша выпил, поставил пустой стакан на блюдце, вытер потный лоб платком и медленно, бережно выкладывая каждое слово, начал:

— Правительство постановило, как ты помнишь, что после шестидесяти лет человек должен переходить на пенсию…

— Это известно. У нас тоже есть пенсионеры.

— Верно. Пенсионеры есть и в других колхозах, ими никто не хвастает. Но того, что будет у нас, нигде в Грузии не встретишь!

— Слушай, не тяни из меня жилы. Скажи наконец!

Кондрат машинально вытер своим платком пот на лице бухгалтера.

— Сейчас. Имей терпение… Но смотри, чтобы, кроме нас двоих, никто не знал.

— Могила! — Антимоз зажал ладонью рот.

— Зажмурь глаза и вообрази в самом живописном месте, у Цхенисцкали, дом в саду. Сад большой, красивый. Дом, как нарисованный. Окна широкие — во! Двери высокие — во! Лестница мраморная! Под деревьями скамейки, соломенные кресла! В креслах сидят, развалясь, пожилые мужчины и женщины. Кто газету читает, кто ногу за ногу заложил… Что это, дом отдыха? Нет, это не дом отдыха и даже не санаторий.

— Больница?

— Нет!

— Клуб?

— Нет!

— Дом культуры?

— Нет!

— Школа-интернат?

— Ни одного ребенка в саду. Сплошь старики!

— Старики?

— Догадался?

— Нет!

— И не догадаешься. Я словно своими глазами вижу и дом, и сад, и стариков. Знаешь, что это за дом?

— Что?

— Дом стариков.

— Чего, чего? — Антимоз приложил ладонь к уху.

Кондрат засмеялся и потер руки.

— Дом для стариков… Не для стариков, а для этих, как их, для престарелых.

— Путаешь что-то, Кондрат.

— Пусть так путает тот, кто желает тебе добра, Ан-тимоз, в доме живут старые колхозники. Они поработали на славу, выполнили свой долг и получили возможность жить, ничего не делая. Пьют, кушают, одеваются, кино смотрят, отдыхают, одним словом. Ну как, нравится?

— Недурно. Как ты до этого додумался?

Кондрат постучал себе пальцем по лбу:

— Ум! Сам ты сказал, что только острым умом и можно удивить людей. Мудрая мысль пришла мне в голову. Почему бы старикам не жить в таком доме? Таким, как Герасим Пиртахия, Валериан Кордзахия, Наталья Пиртахия, Гиго, Сачино, Беглар… Кого хочешь возьми.

Антимоз усмехнулся. Кабан поерзал в кресле и злобно уставился на бухгалтера. Тот сидел, равнодушно глядя в окно. Наверное, от жары осовел, решил Кондрат.

— Наши старики на свою жизнь не жалуются, — холодно, словно нехотя, пробормотал Антимоз. — У наших стариков еды-питья хватает.