Наступила тягостная пауза.
– Че-то, родной, я тебя не понимаю, – нарушила молчание фея, – ты не заговариваешься часом?
– Ну, люблю я паровозы, – развел руками Пл., – ну, такое вот у меня желание.
– Ладно. А третье что?
– А третье надо что-нибудь дикое...
– Я уж поняла, – сказала фея, – что что-нибудь дикое.
Пл. понесло:
– И пусть в городе или деревне, где меня полюбят больше всего, даже не за мою всю писанину, а просто полюбят за то, как я прожил жизнь, за то, какой дурак я был, как соседа полюбят, так вот, пускай люди там тоже пишут, тоже непонятно что, стихи или прозу, и хапают через это головняки. И пускай люди эти будут счастливы через эти головняки. Такое вот у меня третье желание.
– Ну, ладно, – сказала фея, – Бог тебе судья, а я это исполню, – она хлопнула руками по коленям, как бы ставя точку во всем своем колдовстве или волшебстве, – а сейчас спать.
Хл. пробубнил что-то в ответ, но отрываться от блокнота на стал. Фее пришлось прикрикнуть:
– Слышал, ушастенький? Все, спать. Завтра, завтра все.
Хл. поднялся, не отрывая глаз и карандаша от блокнотика, глаза его при этом сияли неземным каким-то удовольствием.
– По-моему, – сказал Хл., продолжая черкать, – я принцип понял, дальше проще должно быть.
– Ну, в этом деле всегда так, – она подмигнула поднимающемуся из-за стола Пл., – с каждым годом все проще и проще, все понятнее и понятнее...
– Вам помочь посуду вымыть? – угрюмо спросил Пл. и взял уже тарелку, но фея, весело сверкнув глазами, тихо спросила: "Думаешь, на еще одно желание раскошелюсь? А что, вообще-то, могу", и Пл. торопливо уронил тарелку обратно.
Она положила гостей на печку, сама закрылась у себя в спальной. Хл. заснул тут же. Пл. чувствовал, как Хл. подрагивает во сне, долго слушал потрескивание, шепот, песни приглушенного радио в хозяйкиной спальне, а потом, наконец, уснул сам.
