Таганка: Личное дело одного театра - [197]

Вот почему у меня не выдерживают нервы, и я говорю заместителю начальника: „Если Вы не хотите с нами разговаривать, уходите“. Я ведь вижу — он не понимает. Может быть, я нехорошо себя веду, но он ведет себя совсем неприлично… Ему бы в другом месте работать, а не в искусстве.

Р. П. Кречетова. Нужно исходить из предложенной театром ситуации, …будем обсуждать, менять, дорабатывать…

Л. А. Филатов. Я не могу все-таки понять формулировки: отсутствие гражданской позиции. Поскольку в данный момент Вы представляете соответствующие инстанции, Вы можете мне прямо ответить на этот вопрос?

В. М. Самоиленко. Я сейчас Вам отвечать не буду. Мы говорили с Юрием Петровичем в субботу.

И. К. Шевцов[1031]. Я присутствовал при этом разговоре и свидетельствую, что вопрос об искажении облика поэта и отсутствии гражданской позиции не стоял. Ваша формулировка, тон разговора представляются неуважением к коллективу театра.

В. М. Самоиленко. Спасибо за обсуждение. Я понял позицию театра. Я вам все достаточно ясно сказал.

Л. А. Филатов. Ничего не ясно.

(Самоиленко и другие товарищи из Управления уходят из кабинета.)

Н. Н. Губенко. Зря Вы уходите от разговора по существу.

Р. М. Беньяш[1032]. Четверть века я член Союза советских писателей, член ВТО, член Худсовета Большого драматического театра им. Горького в Ленинграде. И ни разу я еще не была в таком положении, когда бы нас, писателей, критиков, не пожелали бы вначале выслушать с тем, чтобы потом выступали должностные лица. С такой неуважительной ситуацией я не встречалась!

(Разговор по существу спектакля, советы, пожелания и критические замечания продолжались в кабинете Ю. П. Любимова.)[1033]

Председатель Художественного Совета

Главный режиссер театра Ю. П. Любимов[1034]

Итак, к годовщине со дня смерти В. Высоцкого спектакль был готов. Однако Управление культуры не допустило его к показу, а Любимов и Дупак получили выговоры. Для того чтобы зритель увидел „Владимира Высоцкого“, Ю. П. Любимову пришлось обращаться к Ю. В. Андропову[1035].

Вспоминает Ю. П. Любимов:

„А разговор с Андроповым был очень конкретный, точный. Я напомнил ему: „Может, вы меня забыли, Вас беспокоит, Юрий Владимирович, такой-то“.

Сказал: „Не забыл, я все помню[1036]. Почему Вы обращаетесь ко мне? У Вас есть министр…“ Я говорю: „К нему обращаться бесполезно“. Он знал, по какому вопросу я обращаюсь. Он говорит: „Ваши аргументы — почему Вы обратились ко мне и почему это должно быть решено положительно“. Я ему сказал свои аргументы: что все равно это придет в его ведомство, потому что это вопрос политический, и вопрос международный, и вопрос престижный для государства и для атмосферы, и внутри — и внегосударственных отношений, а так как Вы занимаетесь и тем, и этим, то вопрос неизбежно придет к Вам. Поэтому я считаю, что с государственной точки зрения это необходимо решить положительно. И я надеюсь, что Вы мне поможете“. Он мне сказал: „Да, я с Вами разговариваю, как товарищ. Называю Вас: товарищ Любимов. Я думаю, Ваши аргументы убедительны (я говорил еще, конечно, ряд аргументов более конкретных). Но я прошу Вас сделать все возможное, чтобы избежать скандала, потому что сочетание трех факторов: Таганки, Высоцкого и Вас — чрезвычайно опасное сочетание“. Он в смысле… чтоб не было Ходынки, чтоб это все не повернулось против всех нас: и театра, и меня… Что вдруг какой-нибудь скандал, и кого-то сомнут, кого-то вдруг помнут, кого-то заберут и т. д. …‹…› …я говорю, ну, завтра… Он еще спросил…: „Вы успеете?“ Я говорю: „Мы успеем“. Я говорю: „Впрочем, извините, я забыл, что … завтра суббота“. Он говорит: „Ну и что?“ — „Но вы все разъедетесь по дачам“. Он говорит: „Кто Вам нужен — будут в кабинетах“. Я сказал: „Во сколько?“ Он говорит: „Когда Вы хотите их видеть?“ — „Ну, я вообще их видеть не хочу“. Он говорит: „Я не шучу“. Я говорю: „Я понимаю, что ВЫ не шутите… Ну, в 10 можно?“ — „Приходите точно, они все будут сидеть“. И дальше все было, как он сказал. Но они и тут попытались… они опять меня жали: чтоб я это убрал, это убрал… Это переделал, это туда, это сюда… И так далее, и так далее, и так далее… ‹…› Они делали вид, что … они все по доброй воле. ‹…›

Было два кордона войск, и пускали по пропуску и по паспорту. Я забыл и пропуск и паспорт, и меня задержали в первом кордоне и не пускали дальше, но я сказал, что без меня там не пойдет, а там много людей, которые должны видеть, что это пошло. Я говорю: „И вам попадет“. Тогда он сказал: „А Вы этот самый?“ Я говорю: „Этот самый“. Он говорит: „Минутку“. Тогда явился другой, начальник, который может решить вопрос, посмотрел на меня и сказал: „Пойдемте за мной“. И провел меня в театр. Без билета, без паспорта»[1037].

Разрешение было дано на один показ.

Осенью 1981 года началась борьба за то, чтобы спектакль вошел в репертуар театра. Были посланы письма чиновникам разного ранга; одно из них было адресовано министру культуры П. Н. Демичеву.

Кандидату в члены Политбюро ЦК КПСС Министру культуры СССР Товарищу П. Н. Демичеву

№ 256

20 октября 1981

Уважаемый Петр Нилович!

Дирекция, партийная и профсоюзная организации театра решили обратиться к Вам, Петр Нилович, зная внимательное и заинтересованное отношение Министерства культуры СССР к выпуску поэтического представления «Владимир Высоцкий», помня, что только после вмешательства Министерства культуры СССР во взаимоотношения между театром и Главным управлением культуры исполкома Моссовета было принято конструктивное решение о показе поэтического представления 25 июля с. г.