Таганка: Личное дело одного театра - [165]

И в заключение. Все хвалили Демидову и других игроков. Я должен со всей решительностью сказать, что Славина — это удивительно. Я который раз смотрю ее, и каждый раз я плачу очистительными слезами. Это не зря. Она играет, конечно, совершенно бесподобно. Я за этот месяц много посмотрел артистических работ, не буду выделять ее особо, но эта работа — редкая. Это прошибает, это, по-моему, просто дивно.

В общем, я за то, чтобы сегодня Борис Васильевич подписал нам акт и вечером чтобы мы играли премьеру.

3. А. Славина. Борис Васильевич, вся труппа просит Вас. Пожалуйста, дорогой!

Б. В. Покаржевский. Все ведь делается для того, чтобы спектакль шел, а не для того, чтобы его как-то ущемить. Вы сами знаете, Федор Александрович, что сегодня невозможно играть, потому что еще нужно иметь на это соответствующее решение. Мы договоримся о спектакле, так что актеры должны быть спокойны, уверены. ‹…›

…Юрий Петрович, пожалуйста.

Ю. П. Любимов. Я не буду повторяться. Хорошо, что сегодня идет все быстро, но все-таки я должен вот что сказать.

Давайте мы сегодня решим судьбу. Лит нам дадут — так меня заверили — к концу дня. Можно даже сейчас справиться. Да его и не могут не дать, потому что это чисто формальный факт: произведение это издано, и лит — это не проблема. Давайте мы наберемся мужества и сами решим этот вопрос. Это же нонсенс — не получить лита!

Б. В. Покаржевский. Я думаю, что вопрос относительно лита обсуждать не надо.

Ю. П. Любимов. Да здесь нет вопроса — лит будет получен.

Что я хотел сказать. Вы мало заметили еще одну вещь.

Во-первых, театр развил линию Павла, и вы отмечаете это как положительное. И развил линию Альки, то есть Федор Александрович больше вывел Альку по сравнению с повестью, и все ее вставки говорят о том, что она засомневалась в своей жизни: бери, живи, хватай, срывай цветы удовольствия и дуй дальше.

Актриса все время набирает[889].

Б. В. Покаржевский. Сегодня она значительно лучше.

Ю. П. Любимов. Лучше, точнее.

Ф. А. Абрамов. Она сегодня очень хорошо играет.

Ю. П. Любимов. И вы сами понимаете, как актеры нервничают, потому что они не получают дыхания зала. Так создан артист — я всю жизнь был артистом и понимаю: артист — это лошадь, которая должна чувствовать узду, а то она и будет ходить как квелый пес. И мы бы тогда лучше почувствовали переборы. Вы меня никогда не убедите, — часто я не мог угадать: мне казалось, что я рассчитываю правильно, а зритель вносит свои коррективы; я вижу длинноты, здесь нужно менять, или наоборот — какие-то вещи на зрителе обретают другое звучание.

Ну посмотрите текст. Я считаю, что и Славина сегодня излишне нервничала. Где-то у нее были светлые моменты, а в финале у нее был нервный надрыв. Она забыла, что в конце она больная и крику должно быть меньше. У нее были хорошие вещи, когда выздоровел Павел, когда она на покое. А потом она становилась чересчур злой.

Вас шокирует, что там что-то неэстетично, но здесь нужно все в меру, — здесь все-таки против пьянства очень много сделано. Вот мы видим молодого человека, Сергея: вначале с юмором, а потом он опустился. Это должно быть порочное застолье, его нельзя сделать светлым. ‹…›

«Председатель колхоза» — нигде впрямую не говорится. Я тут погляжу, сниму какую-то одну перебивку.

Я не вижу шокинга в том, что они поют «Мы за мир». Здесь … сатирическое застолье, и если вы снимете сатиричность, это будет хуже.

Можно где-то мягче сделать и Маню-большую и Маню-маленькую. В танце мы это сделали, но опять-таки, если … она не выругается, то нельзя ей сказать, что ее выведут с танцплощадки.

Б. В. Покаржевский. Танцплощадка не вызывает сегодня возражений. Она очень мягка. В таком качестве это достойно и вызывает улыбку.

Ю. П. Любимов. Когда на какой-то репетиции был непосредственный зритель, он реагировал смехом, а раз он смеялся, значит, это верная реакция. Было бы хуже, если бы мы делали это серьезно. Здесь высмеивается пьянство.

Б. В. Покаржевский. Юрий Петрович, я не влезаю в ткань, просто спрашиваю: эти танцы — нельзя вывести людей за пределы решеток?

Ю. П. Любимов. Этого я не могу сделать… — весь настрой нарушится. Там же все дело в том, что они смотрят в окна. И деревенская, будущая горожанка Алька выпендривается, и … с нею тот, который привез магнитофон, приехал с техникой. ‹…›

То, что я обещал, я сделал, хотя, в общем, не очень согласен. Я не видел в метафоре никакого подрыва наших устоев, но то, что я обещал, я сделал. Поэтому пьянки я еще порепетирую с учетом ваших замечаний, а гульбища я делать не могу. Тогда пропадет то, что Пелагея умиляется на эту танцульку. Если делать эту сцену массовой, нужно делать ее очень мощной, это сразу выбьется из стиля всего спектакля. Спектакль сделанный — нравится или не нравится, но он имеет свою эстетику, свой почерк, и здесь очень трудно разрушить его условность. Тогда и борона пропадет, борона — метафора как орудие производства. А сейчас мы ввели и байку о лисе, и народное выражение «на борону» (имеется в виду — на зубья посадить).

Пелагею я уточню. Она перестанет нервничать, дергаться… Как уберется нервность, уйдет излишний трагический надрыв, этот пережим.