Таганай - [131]

Колямбо без энтузиазма открыл рот и чуть-чуть приподнял голову, чтобы не захлебнуться. Первый в балахоне аккуратно наклонил свою модерновую фляжку, и в рот Колямбо полилась маслянистая жидкость, которая не очень здорово пахла, но на вкус была очень даже ничего. Некая смесь клюквенного, медового и травяного вкусов. Вот, как он определил бы консистенцию этого нового напитка.

В ту же секунду по телу Колямбо разлилась приятная теплота. В голове немного помутилось от столь неожиданного разогрева, но скоро прошло. Оба монаха вернулись на свои исходные позиции. И их общий трехкомпонентный эскорт двинулся дальше в лес.

От принятого напитка Колямбо стало хорошо. Нет, ему было максимально хорошо. Если что-то и могло называться кайфом, то пожалуй именно это состояние. Он никогда не пробовал наркотик, и только догадывался об его действии. Но, видимо, оно было очень схожим с тем, что Колямбо испытывал сейчас. Его не покидало ощущение невероятной легкости и свободы, даже несмотря на то, что он был связан веревками как минимум в трех местах. В голове кружили какие-то дышащие прохладой морские ветры, которые пели ему свои песни о бескрайних просторах водных гладей. Потом из глубин сознания поднимались на поверхность необычайные звуки, которые могли издавать только самые волшебные в мире киты.

Он будто медленно, но верно погружался в океан чего-то неведомого и прекрасного. К нему издалека мчались призывные мелодии древних, давно умерших царств. И, поднятые божественными ветрами, на него опадали какие-то шелковые воздушные материи, которые, бережно коснувшись, соскальзывали вниз, чтобы снова быть подхваченными воздушными потоками.

Колямбо смотрел в небо, его глаза периодически пытались прикрыться под влиянием сладкой неги, на лице царила умиротворенность. Если это был Рай, то он был согласен. Это было лучшее, что ему приходилось ощущать. Его сознание постепенно отключалось, он погружался в бездну удовольствия, обволакиваемый прохладной дружелюбной субстанцией. Она будто разговаривала с Колямбо, приятно шепча на ухо на своем неведомом райском языке. Он проваливался в самый прекрасный на свете сон, и похоже сон становился для него наиболее предпочтительным состоянием в последнее время.

Колямбо очнулся от легкого покачивания. С ним производили какие-то действия. Кажется, его подняли и куда-то несли. Мысли были на удивление свежи и прозрачны. То снотворное, что дал ему первый в балахоне, оказалось прекрасным лекарством. Но куда его несут сейчас?

Они были в очень густом елово-пихтовом лесу. Дневной свет крайне неохотно заглядывал в эту чащу, поэтому вокруг властвовал успокаивающий полумрак. Его сняли с саней и несли на некоем подобии носилок. Судя по всему, это были те же самые двое монахов. Внезапно они, как будто воспользовавшись невидимым лифтом, плавно ушли под землю. Картинка из мохнатых лап хвойных деревьев и лежащего на них и на земле снега сменилась на картинку странного подземелья. Обстановка напоминала глубокий окоп под навесом, то ли большого количества палок и веток, то ли настоящей земли. Его носильщики двигались по очень узкому коридору, несколько согнувшись, чтобы не задевать капюшонами невзрачный на вид потолок, с которого свисали мелкие прогнившие прутики, иногда с пожухшими листочками. Запах морозной лесной свежести тут же сменился на запах сырости. Однозначно, они были под землей.

Колямбо опять попытался пошевелиться, но ощутил, что связан все в тех же трех местах. Поэтому оставалось путешествовать на носилках дальше и надеяться, что черные монахи не несут его на заклание.

Впереди в коридоре послышался деревянный скрип. Они вошли в разбухшую громоздкую дверь, снаружи казавшуюся простым тупиком этого оригинального окопа. И очутились в гораздо более просторном помещении, выложенном из смеси земли и крупных камней. На входе стоял еще один человек в черном балахоне. Его лица также не было видно, но сам по себе монах был полноват.

«Да, их тут куча! Прямо орден целый! Орден Уральских подземных монахов! Надеюсь, меня они приняли за божество?! Хотя, вряд ли. Слишком странно они обращаются с божеством. Связывают, запрещают разговаривать. Несут в неизвестном направлении!»

То помещение, в котором они сейчас находились, было некоей узловой развязкой. Колямбо заметил три каменных двери. Не задерживаясь на месте, его понесли в самую правую. Полноватый монах быстро подсуетился и, изрядно поднатужившись, таки открыл проход для процессии. В лицо пахнуло смрадным потоком затхлого воздуха. Они двинулись по новому коридору. Этот коридор был еще более узким, чем предыдущий, очень часто вилял, делая невообразимые петли вокруг выпирающих из стен каменных глыб. Колямбо уже понял, что все это сооружение использует естественный ландшафт для маскировки, а поэтому многие природные препятствия устроителям этого монумента приходилось обходить, дабы не пострадала общая задумка. Шли они не быстро, часто носилки застревали, когда стены становились особенно кривыми. Коридор медленно уходил все ниже и ниже. Потолок теперь явно был каменным, и как будто состоял из больших монолитных глыб. Никаких захудалых прутиков с потолка больше не свисало, теперь ветки торчали из стен. Похоже, все сооружение, либо эта его часть, находилось под большим каменным пластом, а ходы под ним были вырыты в земле. Путешествие длилось всего минуты полторы. Исходя из скорости передвижения, Колямбо прикинул, что до каменной двери от силы метров сто, а то и меньше. Носилки поставили на пол коридора. Первый монах отворил новую дверь почти овальной формы. И Колямбо занесли в небольшую келью, размером четыре на три метра. В глубине кельи находился лежак, сложенный из хвойных веток, основа которого была сколочена из дерева, этакая несуразная кровать.