Таежным фарватером - [54]

Небольшая стерлядка, даже надрезанная ножом, остается красивой — острый, как шило, нос, изящные плавники, удивительно стремительные линии тела. Разве такой видишь ее на прилавке магазина — мороженую, помятую в тряской дороге? Но почему ее так странно здесь готовят? Неужели на уху?

А Капустин-старший преподносит первый кусок геофизику. Тот невозмутимо отправляет его в рот, послав следом корку хлеба. Потом Виктор предлагает угощение гостю, который не находит ничего лучшего, как спросить:

— Так ведь она того… сырая?

— Ну и что? — улыбается Виктор, держа на лезвии ножа ароматнейший ломоть рыбы. — От этого не умирают.

— Попробуйте, — советует геофизик. — Лучшая закуска наша.

Искушать хлебосольство этих людей дальше было нельзя. Гость с отвагой самоубийцы отправляет в рот кусок рыбы, которая минуту назад плавала еще в ведре. Угощение тотчас же растаяло на языке.

— Вот тут еще две стерляди осталось. Возьмите. Пусть товарищ попробует.

Катер нефтяников давно уже бежит по протоке. После обского раздолья она кажется невероятно узкой. Волны, едва взгорбив спокойную воду за кормой, упираются в тальниковые берега. Впереди по извилистой водной тропе летит эхо, рожденное моторами «Анероида» и «Горизонта».

Впрочем, шум моторов почему-то не пугает здешних пернатых и водоплавающих. Вот как-то слишком лениво снимается с воды утка. Низко несутся диковинные птицы в черно-белом наряде с огромным оранжевым клювом. Впереди над водой — мордочки ондатры. Видно, не мало тут этих водяных крыс, облаченных в прекрасные шубки. Если верить штурвальному «Анероида», то и лось не такая уж большая редкость. А когда он вез в последний раз вахту на буровую, под винты катера едва не попал молодой медведь, который не очень-то торопился переплыть протоку на виду у людей.

Солнце выше поднимается над таежным коридором, когда за поворотом открывается справа высокий берег. На оголенном месте — тут буйная лесная чаща отступила от воды — видим вонзившуюся в небо буровую вышку, похожую на гигантскую букву «А». Неподалеку от нее ползает трактор. Над одним из балков поднимается голубоватый дымок. За корявыми стволами берез прячутся автофургоны геофизиков.

Это поселок нефтеразведчиков. К обжитому берегу приткнулся следом за «Анероидом» и наш «Горизонт».

У рабочих, что прибыли катером на вахту, спрашиваем, где найти бурового мастера. Нам говорят, что он должен в этот час быть в своем балке. Ровно в восемь ноль-ноль у него сеанс связи с базой.

Витязь с таежной буровой

Мастера находим в крайнем от причала деревянном домике на полозьях, который служит ему и квартирой, и конторой одновременно. Он сидит спиной к входу за единственным столиком и настраивает рацию.

— База, база… Я Витязь… Отвечайте… Прием… — повторяет он голосом профессионального коротковолновика.

Но база молчит. И он слушает, как эфир попискивает далекими точками-тире А мы слушаем, как звенят под низким потолком комары и бьется о запыленное стекло окошка огромный слепень.

Наконец рация отвечает, и мастер скороговоркой произносит:

— База, база. Я Витязь. Примите эр де.

Утренняя радиограмма с буровой. Сейчас она полетит в эфир. Мастер скажет о самом главном: на сколько метров за минувшие сутки долото ушло в земную толщу.

— Забой две двести тридцать один метр. Проходка четырнадцать метров. Поднят керн. Песчаник нефтеносный. Двадцать сантиметров. Остальное песчаник водоносный.

Потом мастер сыплет цифрами, которые там, на базе, записывают в гроссбух — с привычными графами, обозначающими, каковы раствор, его удельный вес и вязкость, водоотдача и т. д. и т. п.

Когда мастер выключает рацию, мы представляемся и рискуем сделать ему комплимент:

— А у вас красивый пароль: Витязь.

— Не пароль это, — смущается он. — Это моя фамилия.

Так мы познакомились с двадцативосьмилетним хозяином скважины № 36, как именуется на языке нефтяников здешняя буровая. И надо заметить, что фамилия ему идет как нельзя лучше: высокий, атлетического сложения, медлительный, как всякий очень сильный человек. Это про таких, наверное, говорят: зря мухи не обидит. И верно, пожалуй. Даже тогда, когда мы хлопаем по себе беспрестанно, уничтожая досадливое комарье, Леонид изредка отмахивается от гнуса.

Почему-то подумалось, что таких вот могучих людей, которые смущаются своей силушки, должна непременно дарить сибирская земля. Но обнаруживается, что Витязь родом из-под Бреста. Сибиряком же стал недавно.

На нефтяные целинные места судьба привела его кружным путем. Как, впрочем, почти каждого из собравшихся тут под его началом. Он учился искусству нефтедобычи на Северном Кавказе — в Новочеркасском геологоразведочном техникуме. Весь его курс направили в знойные пески Туркмении, где он проработал восемь лет. И все это время не видел земли. Только песок. Если, конечно, не считать керна.

О песках он часто рассказывает буровикам, когда коротают время в пересменок, сидя на пороге балка. И он еще сравнивает, как искали нефть в далеком Акарыме, е тем, как приходится тут. «В Туркмении все известно наперед: пробуришь правильно — нефть будет. А здесь-то совсем неясно. Площадь локосовская капризная, с загадками».