Таежным фарватером - [5]

В гостях у нефтяного Колумба

Таким и представляли себе этого человека: сурового на вид, скупого на слово. Загар до черноты, шапка густых и совершенно седых волос, крутой изгиб смоляных бровей и трубка в тяжелом кулаке довершили подсказанный воображением образ тифлисского служащего. В четырнадцать лет будущий знаменитый геолог стал мыловаром. Впрочем, первая профессия нравилась ему так же мало, как позже работа грузчика в Бакинском порту. Там, в Баку, нефть еще не позвала его: слишком велика была жажда увидеть тот мир, который простирался под южным солнцем. Он исколесил не только Кавказ, но и Среднюю Азию. Потом приехал в Ленинград, ибо понял — надо учиться. Он хотел поступить в горный институт: страсть к путешествиям завладела им навсегда. Но ему не повезло — опоздал на вступительные экзамены. Крепкий парень с волевым лицом чем-то понравился директору института, и он сказал: «Послушайте совета, молодой человек: поработайте до следующего приема в какой-нибудь экспедиции, а потом приезжайте к нам снова». И уехал Эрвье на Мелитопольщину — в газопоисковую партию.

Ему нравились бродячая неустроенная жизнь и радость артельного труда. На Киевщине, в Одессе, под Рязанью — всюду чувствовал себя как дома. В тридцать лет он стал уже начальником партии. Даже в военные годы Эрвье оставался геологом — командовал отрядом глубокого бурения на Южном фронте. Потом — саперным батальоном. Фронтовую дорогу пришлось оставить за несколько месяцев до Победы: получил назначение работать начальником молдавской экспедиции.

Он мечтал найти свою нефть. Большую нефть! Но скупа ею была жаркая молдавская земля. И тогда он попросил перевести его работать в Сибирь.

Все, кто знал этого немногословного южанина, ужасались. В Сибирь? Добровольно? Но почему непременно в Сибирь? «Пришел к выводу, что нет в Молдавии нефтяной перспективы, а в Сибири — есть», — отвечал он. Многих озадачил такой выбор, так как в начале пятидесятых годов ничто не давало повода надеяться на сибирскую нефть. Куда перспективней казались Якутия или Камчатка. Но упрямец заявлял: «Там я тоже не вижу большой нефти».

Вот, пожалуй, и все, что мы знали о первооткрывателе тюменской нефти в тот момент, когда увидели его перед собой.

Он сидит за рабочим столом. Позади него простирается во всю стену карта, на которой не найти ни городов, ни рек, ни железных дорог. Прочесть ее под силу только геологу, потому что эта карта — чертеж недр нашей страны. Мы едва разбираем, где тут Уральский хребет, справа от него широкое пространство, залитое светло-коричневой краской. Западно-Сибирская низменность. То самое гигантское поисковое поле, куда отправляются тюменские нефтеразведчики.

Эрвье без труда догадывается, о чем подумали гости, разглядывающие на карте самую большую низменность мира.

— Да, именно здесь обнаружена перспективнейшая нефтяная провинция.

Нас удивляет спокойная и какая-то прозаично-учрежденческая интонация в его голосе. О «Третьем Баку» он говорит, будто о дачном поселке, где провел не самый лучший свой отпуск.

Еще недавно геологи, если речь заходила о Западно-Сибирской низменности, без особого энтузиазма констатировали: между Уралом и Енисеем лежит величайшая равнина планеты. На протяжении многих миллионов лет, добавляли они, низменность то опускалась, скрываясь под океанскими волнами, то снова поднималась. Да и в наше время, как утверждают тектоники, она постепенно оседает. Миллиметра на полтора в год. Теперь геологи говорят: низменность — это глубокая чаша (до четырех километров), расположенная на «подносе» гранитов и порфиритов, диабазов и глинистых сланцев. И наполнена она уникальными нефтяными месторождениями.

— Действительно, уникальными, — подтверждает Эрвье. — В Западной Сибири почти каждая пятая залежь оказывается крупной. И в каждой — по нескольку нефтяных пластов.

Мы и раньше слышали от специалистов, что за более чем вековую историю нефтяной промышленности впервые пришлось столкнуться с подобной аномалией.

— Заметьте, — обращается Эрвье к карте, — почти все открытые месторождения расположены по берегам рек или вблизи них. Может, тут какая-то необъяснимая связь нефти с реками? Нет! Никакой связи! Мы пока снимаем только «сливки». Находим нефть там, где можно к ней подступиться.

Конечно, говорить сейчас о низменности как о богатейшем нефтяном бассейне все равно что утверждать: Волга впадает в Каспийское море. Но ведь сибирская нефть имеет свою историю! «У нее нелегкая судьба», — заметил Эрвье. И он вспоминает академика И. М. Губкина. Этот ученый-коммунист еще в 1932 году на Уральской сессии АН СССР первый сказал: «Ищите нефть в Зауралье» — и призвал геологов начать исследования. Но где? Западная Сибирь велика. Она мало изучена и населена. Где же закладывать скважины? Шансы на успех были ничтожны. Бурили на восточных склонах Урала и на Ишиме, около Тюмени и на Ямале. А нефти не было. Зато у искателей появились недруги.

Нефтеразведчикам, как сказал Эрвье, долго не верили. Даже некоторые маститые ученые. Одни из духа противоречия. Другие пугались труднейших природных условий разведки среди необозримых болотистых и таежных просторов. Скептики и маловеры твердили одно: надо искать нефть в старых, известных уже районах.