Таежным фарватером - [22]

Однако на правом берегу, которого рекомендует держаться судоводителям лоция, нет никаких признаков жилья. Да и откуда ему тут взяться, если от самого Тобольска тянется отвесная стена яра.　

Чем дальше двигаемся вдоль нелюдимой кручи, тем сильнее ощущаем жажду. Начинает казаться, как струя серебристой влаги из-под крана шумно наполняет закоптелый чайник, и в воздухе ощущается аромат готового кофе… О, гордость цивилизованного человека! Ты всегда выезжаешь верхом, а возвращаешься пешком.

Трудно сказать, чем бы все это кончилось, если б не показался вдали крохотный речной причал. Приблизившись, разглядываем какое-то предприятие, которому, видно, и принадлежат дощатые мостки, вдающиеся в реку.

Возле них стоит одинокое судно. Точнее сказать, катер, ибо по сравнению с нашим «Горизонтом» любая посудина покажется трехпалубным кораблем. Не раздумывая, зачаливаемся за корму катера и по чужому судну с пустым чайником направляемся к причалу.

В такой жаркий день, когда на палубе, если ее почистить хорошенько, можно печь блины, команду, конечно, надо искать на берегу. Даже река, раскаленная солнцем, не дает прохлады. Ну, кто же будет коротать время на судне во время стоянки? Впрочем, нет! Вон там из бокового окна рубки торчат чьи-то босые ноги.

Мы осторожно приближаемся к ним. Но по ногам трудно определить, кому они принадлежат. Тогда мы заходим с другой стороны. И заглядываем в окно. Там, в рубке, неуютно спит могучего сложения парень, на лице которого высыпаны такие крупные веснушки, будто он загорал под ситом.

Вахтенный, видно, и во сне не забывает устав службы — просыпается, почувствовав посторонних на вверенном ему судне. Очнулся, смотрит на нас не очень приветливо. Неловко нам становится: спящего разбудили. Не станешь же сейчас расспрашивать про колодец да воду. Поэтому мы спрашиваем первое, что приходит в голову:

— Чей это катер?

— Проектировщиков из Москвы, — неохотно отзывается вахтенный.

— А что они проектируют?

— Мост железнодорожный.

— Мост? Какой мост? Разве тут есть железная дорога?

Парень глянул на нас и вовсе с недоверием. Прежде, чем ответить, обувается, проводит рукой по своей великолепной шевелюре.

— А вы ничего не знаете? И даже не слышали про железную дорогу?

Мы искренне признаемся, что ни о чем этом нам неведомо. И тогда вахтенный решительным тоном произносит:

— Вот что. Я сам в этом мало смыслю. А вам советую на берег сойти и идти в деревню — прямо в изыскательскую партию. Там вам все расскажут, как есть.

— Это в какую же деревню? И кого там спросить?

— Ах, да! Совсем забыл! Сегодня все на вертолете улетели осматривать пойму. Один только Игнаков остался. В общем, так: спросите дом Лехтмана. Лехтман — это начальник партии. А деревня называется Сузгун.

Дом Лехтмана мы находим после того, как минуем рыбозавод на берегу, огороды поселка и длинную деревенскую улицу. Толкаем калитку крепких ворот. Входим во двор. Потом открываем дверь в дом и попадаем в светлую просторную горницу, где стоят лишь два сколоченных из досок стола. За одним из них среди вороха неоконченных чертежей, калек и схем сидит молодой человек.

Он представляется: Игнаков, старший инженер Гипротрансмоста. И заметно рад тому, что хоть кто-то живой посетил его в добровольном заточении.

Мы сразу задаем ему столько вопросов, что он как-то теряется:

— Вот тут, — следует жест в сторону стола, за которым он работает, — будущий мост изображен почти в законченном виде.

Мы старательно рассматриваем бумажные полотнища, которые покрывает паутина линий, черточек, кружочков. А потом замечаем, что было бы лучше, если бы он сам своими словами рассказал о будущем мосте.

Тогда пойдемте к реке, где створ моста.

А когда мы выходим из дома, он обращает внимание, что у одного из нас в руке закоптелый чайник. И тут нам приходится признаться в том, что искали мы вовсе не проектировщиков, а колодезную воду.

Первые с Севсиба

Мы выходим за деревню и шагаем по краю пыльной дороги. И ждем, что он первый заговорит о том, как перемахнет через Иртыш железнодорожная колея, как ляжет она на низменное правобережье. А Игнаков спрашивает:

— Ну, как там Москва? Пять месяцев и восемь дней не был дома. И сколько еще тут придется быть, неизвестно.

Грешным делом, мы испугались, что у старшего инженера из столичного института начался приступ ностальгии. Однако опасения наши не подтверждаются. Видно, он просто рад случаю встретиться вдали от родного города с земляками. И уже через несколько минут говорит:

— Места здесь интересные. Вы слышали что-нибудь о Сузгунских юртах? Между прочим, совсем недавно так называлась эта деревня. А легенду об одной из жен хана Кучума, которая погибла здесь, знаете? Нет?! И о знаменитых сузгунских оружейниках— тоже?! Ну… Какие же вы тогда путешественники.

Нам приходится парировать шутливый упрек, ссылаясь на виновника всех наших бед — пустой чайник.

— Посмотрите на этот холм, — кивнул он влево, где на ровном месте высилась остроконечная, как шапка печенега, сопка, поросшая монументальными елями. — На всех наших картах она значится как Сузгунская сопка. Высота ее — семьдесят метров. По преданию, сопка возникла на том месте, где погребла себя и всю свою челядь прекрасная Сузгэ — одна из жен сибирского хана Кучума. Узнав о победе дружины Ермака и бегстве своего владыки, она в тот же миг приказала подрубить деревянные опоры, державшие заранее насыпанный над ее юртой холм. Не правда ли, это предание столь же прекрасно, как и надгробный холм?