Таежные встречи - [37]

Прошло немного времени. Ещё не успело успокоиться озеро, как на поверхности появились два верхних отростка рогов, затем лопасти, уши и вся голова. Шумно покатилась с неё вода. Во рту зверь держал целую охапку корма, состоявшего из различных корней водяных растений. Он был так близко от меня, что я, не напрягая зрения, видел его глаза, ноздри и слышал, как, пережёвывая корм, он издавал скрипящий звук, напоминающий лёгкий скрежет зубов. Но вот лось прожевал корм и, опустив голову, снова исчез под водой. Через несколько секунд я услышал, как громко булькнула вода, — это, видимо, зверь сделал выдох.

Когда он появился на поверхности, я стоял у дерева, держа в полной готовности штуцер. Заметив меня, сохатый насторожился, но через миг после выстрела он вздыбил, взметнулась брызгами вода и всё постепенно успокоилось. Зверь не всплыл. От всей огромной туши на поверхности воды был виден только один отросток рога, величиной с кулак.

Когда охотничий экстаз прошёл, мною овладело чувство полного удовлетворения, но продолжалось оно недолго. За несколько минут, когда я, увлечённый наблюдениями за зверем, стоял без сетки, мошкара так изъела лицо, что оно вспухло и горело, как от ожога. Трудно представить нечто более неприятное, как те минуты, когда над вами властвует это ничтожное насекомое. И трудно определить, чего больше было в пережитых минутах — удовлетворения результатами охоты или мучения от укусов мошкары.

Я развёл костёр. Дым был условным знаком для моих спутников и спасением от гнуса. Увидев дым, они должны были прийти мне на помощь. К счастью ждать пришлось недолго. Ребята явились ещё до темноты. Один из них разделся и, взяв с собой верёвку, пробрался где вплавь, где по стволам деревьев к зверю. Привычным движением он проткнул ножом перепонку в верхней губе, продел в отверстие верёвку и возвратился на берег. Мы легко подтянули зверя к завалу, но дальше наши усилия не имели успеха. Его ноги и рога путались в троелисте и в корнях, торчащих из воды, деревьев. Мы выпустили ему брюшину, отрубили рога, приподнимали его вагой[8], но вытащить на берег не смогли. Разобрать же по пути весь лес, переплетённый корнями троелиста, было сверх наших сил. До полуночи мы провозились со зверем, все вымокли, устали и без мяса, только с печёнкой, вернулись в лагерь.

Ожидая нас, повар не варил ужина и был очень разочарован, узнав, что мы вернулись без грудинки.

Рано утром, когда ночь уже растворялась в свете наступающего дня, нас разбудил лай собак. Все они посматривали в сторону озера и громко лаяли.

— Наверное, зверь в озере купается, — произнёс кто-то из проснувшихся.

Собаки долго не умолкали и даже, когда мы встали, они продолжали обнюхивать воздух и лаять.

К озеру пошли все, но на нём не оказалось зверя. Мы хорошо помнили, что он был мёртв, что ему выпустили брюшину, что он был привязан одним концом верёвки за губу, вторым за дерево, не забыли и того, что ещё вчера была съедена его печёнка. Какая же неведомая сила воскресила его? И что это за сила, которая помогла ему выбраться из этих густо переплетённых между собою корней.

Такой вопрос напрашивался при первом впечатлении, но стоило нам присмотреться, как сейчас же мы обнаружили на берегу отпечатки медвежьих лап и следы его ревностной работы. Этот зверь обладал поистине геркулесовской силой. Это он утащил нашу добычу. Вытаскивая сохатого из озера, он повывернул с корнем, почти приросшие ко дну, деревья, по пути всё было сломано или выброшено на берег вместе с тиной. Наша вчерашняя работа, по сравнению с тем, что мы видели, была ничтожной, и мы в душе восхищались этой дикой силой.

От берега медведь волоком утащил добычу в глубь перелеска. Если бы это было ночью, мы ни за что не пошли бы его следом. Никогда он не бывает таким дерзким и смелым, как тогда, когда ему приходится оберегать свою добычу. Добудет ли он её сам или ему посчастливится, как в этот раз, — он без драки никому её не уступит. Беда тому, кто рискнёт появиться около него в этот момент. Малейший шорох приводит его в ярость, и он, как безумный, бросается навстречу. Но наш страх был рассеян уже наступившим днём.

Мы осторожно пошли вперёд и в это время услышали дружный лай собак, затем треск и шум. Зная, что это медведь, мы бросились наперерез. К нашему счастью лайки задержали зверя. Это придало нам силы, и мы, не видя под ногами препятствий, бежали на помощь собакам.

Удирая, топтыгин хотел воспользоваться открытой марью, но там оказался зыбун, медведь своей тяжестью продавил люк и загруз в тине. Собаки же, легко удерживаясь на поверхности, наседали на зверя. Когда я подбежал к кромке перелеска, они были в трёхстах метрах от меня. Медведь, не обращая внимания на собак, барахтался, пытаясь выбраться на поверхность и это, наконец, ему удалось. Но какой он был страшный — худой, горбатый, и до невозможности вымазан в грязи. Я выбрал момент, когда собаки были в стороне от зверя, и выстрелил. Медведь попятился назад и стал медленно погружаться в зыбун. Мы с трудом добрались до него и после многих усилий нам удалось отнять и унести с собой только заднюю часть, остальное же, вместе со шкурой, осталось в зыбуне.