Табор уходит - [19]

 Тебя трахнуть или сразу повесить, лох? — спросил лейтенанта кто–то из вожаков.

Толпа рассмеялась. Не ржал только Петреску, который вынул из рукава пальто обрез и мягко постучал им по лбу шутника. Смех стих.

 Иду с севера к морю, прошу ночлега, в котел свою долю внес, — сказал Петреску.

 А трахать и вешать будешь лохов, — добавил он.

 Все понял? — спросил Петреску, положив палец на курок.

Беспризорник кивнул. Глаза его не отрывались от лица лейтенанта, который очень умело имитировал мимику заключенного. Этому Петреску обучили на курсах в Академии.

 Садись, коли не шутишь, — сказал вожак, признав в Петреску своего.

 Новости какие есть? — спросил он лейтенанта, жадно приблизив лицо.

 Что нового в мире? — задал он ритуальный вопрос.

Петреску кивнул и сел. В стране, где вот уже третий год не существовало газет, радио и телевидения, новости ценились на вес золота. По единственному каналу в стране показывали лишь заставки времен МССР. Чепрага, виноградники, танцы… Человека встречали так же, как и древние викинги. Вопросом «что нового в мире». Так что Петреску, у которого были свои резоны рядиться в одежду беглого заключенного, и отираться среди подростковых банд в центре города, основательно ко всему подготовился. Ведь он вовсе не хотел занять свое место рядом с повешенной проституткой и ее парнем.

 Значит так, — сказал он, наскоро проглотив свою порцию супа, — в Пакистане взорвали правительственное здание и взяли в заложники триста человек.

 Ай да лихие парни, — выдохнул кто–то из беспризорников.

 Беспредел, — не одобрил кто–то другой.

 Идейные они, — пояснил Петреску, — из–за религиозных дел на беспредел пошли.

 Дальше, — сказал вожак нетерпеливо.

 Маша Малиновская, ну, та, которая вела новости на канале «Муз-ТВ», который вы, впрочем, не застали, сделала себе третью искусственную сиську, — продолжал Петреску.

 Вот это дело! — восхитились ребята.

 В Конго убили негра–альбиноса, — продолжал Петреску.

 А за что? — спросил младший мальчик.

 За то, наверное, что выбивался из коллектива, сука, — предположил вожак.

 Ну, примерно в этом роде, — согласился Петреску.

 Главное не выбиваться из коллектива, — сказал вожак, что сделало его неуловимо похожим на комсомольских лидеров, которых пожилой Петреску еще застал.

 Точно, — сказал лейтенант, и продолжил, — в Японии запустили адскую машинку коллайдер, и, говорят, она воздух гоняет так, что в машинке образуется черная дыра…

 Типа сраки, что ли? — недоуменно предположил кто–то из детей, не умевших ни читать, ни считать.

 Ну типа да, — вздохнув, сказал Петреску.

 Только из задницы все выходит, а в черную дыру коллайдера наоборот, входит, — попытался он объяснить ребятам разницу.

 Про сиськи давай! — сказал вожак.

 Значит так… — продолжил Петреску.

Все эти новости были двухгодичной давности и выболтал их лейтенанту по пьянке сотрудник МВФ, живший в огороженной «Зеленой зоне», в центре Кишинева. Зона была укреплена БТР-ами и дотами.

 Ну, а все–таки, я не понял, за что негра убили? — спросил тупо младший беспризорник.

 Говорят, африканцы варят альбиносов в кострах, — сказал Петреску, — и потом делают из останков амулеты.

 Во бля дикари, — сказал беспризорник, обгладывая собачью лапу.

 Одно слово негры, чего с них взять, — поддержал другой.

 В гавань Нью — Йорка, — пересказывал Петреску, — вошел корабль, сделанный из останков башен–близнецов, взорванных 11 сентября 2001 года…

 На палубе стояли девушки с сиськами, — добавил он под суровым взглядом вожака.

 Каких еще башен? — спросил недоуменно кто–то у костра.

Петреску кратко пересказал события 11 сентября 2001 года. Ради напрягшегося вожака пришлось добавить кое какие детали. Например, стюардесс, которые ходили по угнанным самолетам без лифчиков. По лицам подростков Петреску понял, что это единственная деталь, которая вызвала у ребят доверие. Но высказывать свое неверие в какой–то теракт в каком–то Нью — Йорке никто не решался — обрез лейтенанта красноречиво молчал и призывал делать это всех остальных. Наконец, лейтенант выдохся и закончил. Ватага притихла, размышляя… Петреску уже было уснул, когда вдалеке послышался голос:

 Ой, ходил–бродил калика, странник прохожий да перехожий…

 Бродил ходил, да языком рядил, да в Кишинев приходил…

 Люди добрые да злые, старые да молодые, — говорил голос из темноты.

 Пустите калику погреться, около людей потереться…

Судя по напеву, лейтенант понял, что это слепой певец, которых в стране развелось очень много после Третьей Приднестровской Войны. Войны эти с Приднестровьем, — бывшим в незапамятные времена частью Молдавии, — велись Кишиневом регулярно. Ведь они помогали отвлечься от бедственного положения страны как армии, так и населению. Пока то, конечно, было еще в состоянии отвлекаться… Инвалиды войны после сражений бродили по дорогам страны и играли на гитарах жалостливые мелодии, и исполняли не менее жалостливые песни. Самой популярной из них была «Я тебя не просил за меня воевать, уходи со двора, ветеран, твою мать». Все это калекам приходилось делать потому, что никакой пенсии, по законам страны, им положено не было. Поговаривали, что музыку и слова «Я тебя не просил воевать…» сочинил детский поэт Баланеску, которого, якобы, держат в лагере для репрессированных и заставляют писать песни офицерским шлюхам. Здравомыслящие люди этому, конечно, не верили. Лейтенант Петреску был из их числа. Он прекрасно понимал, что художественное дарование Баланеску было не настолько мощным, чтобы поэт мог написать такой шедевр как «Я тебя не просил воевать…».