Табор уходит - [12]

Баланеску в одиночестве одичал, зато Майору все это нравилось. Он чувствовал себя кем–то вроде средневекового императора, который заточил и прячет ото всех своего личного астролога, который предсказал день смерти властелина. Плешка как–то даже спросил:

 Щелкопер, ты по звездам гадаешь?

На что получил в ответ поток отборного мата, убедившего Майора, что какое–то отношение к Союзу Писателей Молдавии несчастный Баланеску имел. Постепенно о Баланеску забыли, и Майор тайком вычеркнул поэта из списков заключенных. Пусть его не будет, чтоб лишнего не сболтнул и не опозорил Плешку. Ведь автором замечательных строевых песен для зеков и гимнов для вечеринок и стансов для офицерских шлюх считали именно его, Плешку! Майор даже подумывал, не издать ли ему избранное. И иногда даже начинал верить, что он сам сочинил все эти стихи… Еще Майор подумывал надеть на Баланеску железную маску, потому что видел такое в одном качественном американском фильме про Францию и ее королей. Маску офицер собирался сделать из таза.

 Будешь у меня из–под тазика гавкать, — сказал он поэту Баланеску.

Затея с маской казалась очень удачной, и, главное, а–у–тен–тич-ной. Но потом Плешка все–таки передумал, поскольку сам выковать маску бы не смог, а цеплять на урода Баланеску тазик с двумя дырками или хоккейную маску было бы не то…

 Молдова, цветущая наша держава! — пели зеки.

 Расцветшая, словно сад, словно тропики, — раздавались их голоса над равнинами, выжженными засухой и нашествиями кочевников.

 Кто любит тебя, тот любит твой народ! — пели они.

 А кто не любит тебя, тому мы порвем его клеветнический рот! — выводили доходяги.

 Наш язык, наш клад нетленный, — начинали второй куплет зеки.

 От безверия укрытый, свет жемчужин драгоценных, над отчизною разлитый, — шла дальше строчка, на взгляд Плешки чересчур непонятная и какая–то мистическая.

 Наш язык — душа живая пробуждённого народа, — пели зеки все громче из–за хлыстов надзирателей.

 Кто не любит наш язык, тот сын проститутки и урода! — добавляли они.

Майор удовлетворенно кивнул. Культурно… Песня Плешке очень нравилась. Он послушал еще немного — «патриотизм, нанашизм, вторжение, выражение, Телеука, чики–пука» — и стал подниматься наверх. Сегодня у Майора было много дел. Первое — следовало еще раз внимательно ознакомиться с доносом Сахарняну и решить, стоит ли этим заниматься. Ведь, как и все стукачи–энтузиасты, Сахарняну часто увлекался. Второе — и это куда приятнее — предстояла вечеринка в Доме Культуры офицеров лагеря. Так что Плешке предстояло искупаться и побриться. А это само по себе было приятным и волнующим событием… Третье — поскольку Плешка увлекся не на шутку одной из девочек борделя, Ниной, — Майор собирался подарить даме сердца поэму. Разумеется, писать ее должен был Баланеску. Вернее, он, Плешка, даст основные идет и разовьет направления, а Баланеску займет мелкими деталями. Напишет, к примеру… Следовало проинструктировать Баланеску как и что писать. Последнее время старика приходится постоянно контролировать. Он стал сбиваться на чересчур откровенные сцены, видимо, одиночество сказывалось. Ну, да что же делать, не баб же ему туда, в карцер, водить!

Майор улыбнулся Солнцу. Солнце улыбнулось Майору. Плешка любил свою тяжелую, но такую нужную стране работу. Так что он улыбнулся еще раз и быстро зашагал к своему дому на окраине лагеря.

Следовало поскорее ознакомиться с доносом.

***

«Начальник я бля буду, в нашем бараке завелась подлая антигосударственная крыса. Сука бля ненавидит Молдову и молдаван и обсирает их при первом удобном случае. Изменник бля родины, гадина и гомосек. HOMO HOMINI LUPUS EST. Прошу прощения, я забыл, что гомосеков мы теперь не преследуем. Потому что это не по–европейски. Лады, начальник. Я бля буду, или нет, зуб даю, этот фраер в натуре враг Молдовы. Я бля в этом точно так же уверен как в том, что вы — Майор Плешка. RESTITUTIO IN INTEGRUMА. Я — бывший председатель Союза Журналистов Молдовы Сахарняну, оступившийся но бля буду, вставший на путь бля исправления. PER ASPERA AD ASTRA. Честным трудом искуплю, начальник! Догоню и перегоню! В натуре…

Возвращаясь к крысе. Мой прогон за нее таков, начальник. ULTIMA RATIO. Ее зовут Серафим Ботезату.

Ты, конечно, в курсе, начальник, что этот фраер сраный сидит за то, что ненавидит Молдову и молдаван. ARS LONGA, VITA BREVIS. Пару лет назад эта подлая крыса пыталась поднять мятеж в селе Ларга, но к счастью — слава Молдове и Кишиневу! — всех его подлых последователей расстреляли войска, посланные тогда еще президентом Ворониным. Слава Молдове! К несчастью, крыса Ботезату выжил и был после этого заключен под стражу, хотя лично я бы его расстрелял бля суку как гниду вшивую раздавил бы на хер но я увлекся, прости начальник. BIS DAT, QUI CITO DAT.

Просто я очень люблю родину, ее поля и сады, ее озера и реки, все бля что хотел растоптать своей пятой этот пидор бля буду — я готов ответить за свои слова начальник — сраная крыса Ботезату.

Начальник, хоть я и оступился перед своей румынской родиной, но то одно — а совсем другое, когда какой–то козел бля хочет разорвать нашу Молдову на сотню мелких кусочков. EGO TE INTUS ET IN CUTE NOVI. От нее и так бля ничего не осталось! Приднестровье сраное отсоединилось, гагаузы сколотили свой блядский Халифат, на севере — Бельцкая республика. А ведь все это была Молдова Наш Общий Дом, и я даже как–то сколотил партию с таким названием и мы получили на местных выборах в 1992 году полтора процента голосов. HOMO SUM, HUMANI NIHIL A ME ALIENUM PUTO. На деле, конечно, в сто раз больше, просто пидарасы и крысы из Избирательного комитета ставили нам палки в колеса и обсчитывали как бля цыгане на бля базаре! Ну ничего… REPETITIO EST MATER STUDIORUM.