Таблетка - [9]

Побитым псом Харитон вышел из управления Спецтранса. И, как специально, встретился с Анной, которая не иначе как поджидала его.

— Деньги давай, — мрачно потребовал Харитон.

— Харчик, я же тебя по-хорошему просила…

— И не смей меня так называть!

— Хорошо, не буду. Но ведь я тебя по-хорошему просила: поедем, закодируешься, и всё у нас будет прекрасно.

— У меня и так всё прекрасно. Я и вовсе не пью.

— Как же, не пьёшь, только в глотку льёшь. С каждой получки в запой уходишь. Раньше так не было, а теперь не просыхаешь. Дождёшься, что тебя с работы выгонят или переведут с лопатой мусор разгребать.

— Да кто меня выгонит?

— Выгонят, Харчик, ещё как выгонят. Меня ваш директор вызывал, как в школу вызывают родителей всяких неслухов. Директор мне и сказал, чтобы я заявление писала. А иначе, говорит, выпрем по статье.

— Вот, значит, оно как… Но ты деньги-то давай сюда.

— Нет у меня денег. Я их Антону отдала, у него целее будут.

Ещё одна головная боль: Аннин сын. Вырос шкет, силу почуял и строит из себя хозяина. Анну теперь и пальцем не тронь, сынуля заступится. Сам ещё не зарабатывает, стипендия в колледже такая, что Харитон на пивных банках больше выколачивает, а семейный бюджет в кулаке держит и родному отчиму копейки не даёт.

Выгнать бы их обоих на хрен, только не получится, дом-то Аннин. И самому не уйти, материн дом завалился, и жить там нельзя. Когда мать померла, Харитон и не помнил, знал только, что всё имущество до последней сковородки перетаскал к Хапычу, а деньги потом куда-то растворились. Если бы в доме жить, то он бы ещё постоял, а так осталась развалина, и на дрова никто не возьмёт.

Харитон стоял потерянный, не зная, что сказать. Анна полезла в кошелёк, вытащила сотенную бумажку.

— На вот тебе, на карманные расходы.

Харитон хотел вскинуться, гордо ответить, но сник и взял сотняжку.

Вот тебе и отдохнул с получки! Расщедрилась благоверная на баночку пива, словно ничего больше в жизни он не заслужил.

* * *

Харитон не мог вспомнить, сколько прошло дней, занятых долбёжкой, и ночей, исполненных бестолковщины. Сны уже не оскорбляли и не обижали. Его просто мотало из злого, неправдоподобного сна в злобную подземную явь. Есть уже не хотелось, и даже пить не очень. Смутно вспоминалась слышанная где-то фраза: «Неиссякаемый источник живой воды». Где тот источник? Харитон радовался, что в его норе нет зеркала. Страшно было бы взглянуть на себя. Иногда он разглядывал свои руки, исхудавшие до того, что у скелета краше. Никуда прорубиться Харитон уже не надеялся, работал лишь потому, что знал: иначе уснуть не получится. Сны Харитон тоже ненавидел, стараясь не запоминать, и они покорно забывались, оставляя в памяти отдельные, особо издевательские моменты. Но Харитон знал, что всё это неправда и настоящая жизнь будет совершенно другой.

Анну он бросит к чертям собачьим, а сам женится на молодой и красивой девушке. Антон, сопляк, привёл в гости девчонку, с матерью познакомить. Девочка красивая до изумления, Антону на такую даже издали смотреть нельзя, а он губы раскатал, щенок. Вот на ней Харитон и женится, жить они станут по-настоящему хорошо, а Антон пусть слюни глотает. Работать Харитон станет шофёром на шаланде: возить в Москву и Питер строительные вагончики, которые колотят на Деревообрабатывающем. Один вагончик в кузове, другой в прицепе. Заработки там хорошие, хватит и на жизнь, и на отдых. На обратном пути можно какой-нибудь левый груз зацепить — тоже прибыток.

Главное, избавиться от подземной мутотени и от безумия, рождённого таблеткой.

Харитон разлепил глаза, для чего пришлось протереть их тыльной стороной ладони, с трудом поднялся, склонился над столом. Все силы уходили на то, чтобы не вспоминать, что привиделось на этот раз. Наверняка, опять какая-нибудь пакость. Лизнул перемазь, сморщился. Было бы чем — стошнило бы. А так пустой желудок только конвульсивно сжался.

Потом, все дела потом. Сейчас главное — избыть барщину, без которой его даже в воображении не выпустят из одиночной камеры. Качнулся в сторону штольни, раз и другой врубился в известковую плиту и вдруг обнаружил, что сидит на ступеньке, прислонившись тяжёлой головой к стене.

Руки чужие, ноги чужие, своя только усталость. Харитон чувствовал, что засыпает, здесь, во владениях жука-людоеда, не выполнив дневной нормы по прокладке тоннеля, ведущего никуда. И, главное, не проглотив спасительной таблетки. Таблеточки…

Глаза неудержимо слипались. Кайлушка выскользнула из рук и забрякала по вырубленным ступеням.

* * *

Белый потолок нависал над ним, и не было там ни единого следа от удара кайлом. Ещё над головой на металлическом штыре висела банка, из которой по трубочке медленно стекали капли. Харитон с трудом скосил глаза и увидал, что рядом сидит Анна.

— Очнулся, — сказала Анна. — Теперь пойдёшь на поправку.

— Нет уж, — прошептал Харитон. — Бобик сдох.

— Нельзя так говорить. Доктора тебя на ноги поставят.

— Жил Харчик, сдох Харчик. И не было у него в жизни ничегошеньки.

— Как это не было? Мы же с тобой вместе жили, не хуже других. Как все люди жили.

— Как люди, — беззвучно повторил Харитон, уплывая в небытие. — Всю жизнь в стену долбился, и всё впустую.