Табльдот - [2]
— Эрик, как часто вы с Лилиан?
Но Эрик отводит глаза и обнаруживает у себя под боком официанта, предлагающего одобрить вторую поднесенную бутылку. Эрик кивает, улыбается. Затем официант начинает осторожно очищать пробку, ставит бутылку на стол и приступает к медленному ритуалу откупоривания вина.
— Все в порядке, сэр?
— Уу-гу.
Бесшумно вытащив пробку из бутылки, в тишине, которую не желали нарушить ни Эрик, ни Мария, официант приступает к наполнению бокалов. В конце-концов он ставит бутылку на стол между ними и перед тем, как удалиться, производит на столе несколько крошечных перестановок: вазочку с цветами — чуть ближе к центру, пепельницу — чуть ближе к краю, перец и соль — чуть ближе друг к другу. Он отвешивает легкий поклон, потом поворачивается и удаляется. Снова оставшись наедине, Эрик и Мария движением в унисон поднимают бокалы и пробуют вторую бутылку. Она вкуснее первой, и, одобрительно глядя в бокал, Эрик произносит:
— Спали? Не раз, довольно часто.
Он берет нож и, поставив его на палец, пытается удержать, но тот жутко наклоняется то в одну сторону, то в другую. В забывчивости он смотрит на Марию, ему жалко ее — сидит, с отвращением тянет свое вино, немножко хмурится, вертит между пальцами локон. Она выглядит, вдруг, такой заброшенной, что Эрик чувствует внутри непреодолимый прилив нежности и раскаяния. К сожалению, его нож рикошетом отлетает от стоящей сбоку тарелочки и с грохотом падает на пол. Пара за соседним столиком на миг обращает к ним взор, миг, и отводит глаза прочь. Эрик ныряет под стол, начинает поиски ножа у ног Марии. Вновь обретя нож, он на обратном пути на мгновение ошеломлен видением яркой, коралловоподобной ляжки между юбкой и верхним краем чулка.
Мария с жалостью смотрит на лысину на макушке Эрика, когда он показывается с ножом. Лицо его пылает, Эрик тяжело дышит и выглядит в этот миг старым, изможденным. Мария ловит себя на том, что предлагает ему сигарету, и, хотя она задает ему трудный вопрос, голос ее звучит тепло, успокаивающе:
— Ты влюблен в нее, Эрик?
Эрик не знает, что ответить, или не желает отвечать. Он через плечо посматривает в сторону кухни — наверняка сейчас уже недалеко до основного блюда. Он с нетерпением чешет подбородок, трет глаз, сморкается изо всех сил, но нет — блюдо так и не прибыло. Он берет нож, кладет его, потом вроде бы наугад бросает:
— Она мне симпатична. Не знаю…
Его рука тянется к бутылке, берет ее, слегка раскручивает — веселый жест, исполненный грустно. Мария подставляет свой пустой бокал; когда он наполнился, ее кисть начинает оседать под тяжестью вина.
— Ты говоришь так, словно это несчастье.
Эрик умудряется одновременно улыбнуться и нахмуриться, услышав это тонкое замечание, но вот улыбка сходит с его лица, остается хмурый вид, и горько скривив губы он отвечает:
— А разве нет?
Словно убеждая себя в том, что любовь не обязательно должна быть несчастьем, Мария бросает быстрый взгляд на соседнюю парочку. Разговор прекратился, оба поглощены своим авокадо, но каким-то образом создается впечатление, что даже молчание в чем-то объединяет их. Она поворачивается к Эрику и наблюдает, как тот курит сигарету — как он крутит даже здесь: возится с пепельницей, теребит сигарету в пальцах, стучит кончиком по губам…
— Так что же ты собираешься делать?
Губы Эрика тянутся к краю бокала. Во время глотка залпом из уголка его рта выбегает ручеек и, извиваясь, стекает по подбородку. Он прикладывает к лицу бумажную салфетку, передергивает плечами.
— Я не уверен… как поступить.
Эрик берет бумажную салфетку и начинает складывать какую-то фигуру. Получается треугольник. Вероятно, лодочка. Суетливыми движениями он возится с парусом, оттягивая его и приглаживая. Закончив лодочку, он ставит ее в маленькую гавань между ножом и вилкой. Мария смотрит, как беспечные пальцы Эрика, подталкивая лодочку, выводят ее из гавани, обогнув маяк-солонку, на просторы стола. Отведя взгляд в сторону, она видит направляющегося к столу официанта — да, наконец-то, прибыло жаркое. Дождавшись приближения официанта, она обращается к Эрику:
— Рано или поздно, тебе придется решать…
Расставляя чистые тарелки, официант еще раз осведомляется:
— Все в порядке, сэр?
— Уу-гу.
Эрик начинает страдать.
