Та, далекая весна - [3]
Не давала им развернуться в полную силу продразверстка. Приезжали продотряды и отбирали все излишки. Правда, Макей ухитрялся большую часть зерна припрятать в скрытнях. Говорили, что и в лесу, в укромном местечке, прячет он хлеб. Попробуй доберись туда, если в лесу хозяйничает банда дезертиров атамана Русайкина.
Дезертиры в лесах завелись давно — еще в германскую войну прятались от призыва в царскую армию, а в банду собрались года два назад. Особенно они обнаглели, когда в соседней Тамбовщине разгулялись кулацкие банды эсера Антонова.
И в Крутогорку не раз заскакивали. Кооперативную лавку дважды разоряли. Мужиков, впрочем, не особенно обижали, богатых не трогали, а у бедняков взять нечего. Только кое у кого из середняков лошадей увели и сделали тех тоже бедняками. Многие мужики злились на бандитов и за лавку, и за лошадей, а что сделаешь? Попробуй высунься — враз на собственных воротах качаться будешь.
Больше всего Русайкин охотился за продотрядовцами да за приезжими из города агитаторами. Бандиты почему-то раньше всех узнавали, когда приедет продотряд. Но и продотряды в эту лесную сторону являлись усиленными и держались настороже.
Раза три на лес налетали отряды частей особого назначения — ЧОНа, — но, раньше чем они добирались до леса, бандиты бесследно исчезали. Зато когда поблизости не было ни чоновцев, ни продотрядовцев, бандиты запросто появлялись в селе.
Однажды утром Иван с председателем ломали голову над очередной бумагой из волости. На крыльце послышался грохот: кто-то обивал снег с кожаных сапог. Никто в это время в селе не ходил в кожаных сапогах, и Тихон насторожился.
Дверь заскрипела, и в Совет ввалился ражий детина в солдатской шинели без хлястика, с винтовкой за плечами.
— Здорово живете! — пробасил он.
Тихон как-то сразу сжался, словно бы еще меньше росточком стал, и торопливо ответил:
— Милости просим!
Пришедший, не снимая шапки, сел на лавку. Не торопясь закурил. Выпустив из ноздрей две струйки едкого махорочного дыма, спросил:
— Ну, как живете?
— Живем, пока бог грехам терпит, — заторопился ответить Тихон.
— Продотрядники не бывали?
— Бог миловал…
— Днями ждите. В волость уже заявились, — безразличным тоном сообщил пришелец.
— Куда ж от них денешься! — вздохнул Тихон.
— Тебе куда деваться, — усмехнулся пришелец, — для всех хорош: и тем, и другим угодишь, а вот хлеб… Да ты сам знаешь, что к чему… — Он оборвал разговор и перевел взгляд на Ивана. — Из волости бумага? Дай-кась сюда. — Бесцеремонно вырвав бумагу из Ивановых рук, он прочитал по складам: — «О развертывании противопожарных мероприятий в селах и деревнях». Пишут — делать им нечего! Погоди малость, скоро всех писак переведем. Слыхал, что на Тамбовщине делается? — спросил он Тихона, пряча бумагу в кисет с махоркой.
— Так, слухи кое-какие доходили, — покосившись на Ивана, неопределенно промямлил Тихон.
— То-то, что доходили. Всю Тамбовщину Антонов от большевиков избавил. Советы оставил, только без большевиков и коммунистов. Свободную торговлю объявил. Опять же никаких продразверсток. Тамбовщина — она под боком. К весне мы такой же порядок по всей волости установим…
Когда за пришельцем закрылась дверь, Иван спросил:
— Дядя Тихон, это бандит от Русайкина?
— Зелеными они себя называют, — неохотно ответил Тихон. — Говорят, за мужика стоят. Не нам с тобой в этом разбираться. Наше дело сторона. Ты посиди-ка тут, а я пошел…
В окно Иван видел, как Тихон, спустившись с крыльца, торопливо зашагал через площадь к пятистенку Макея Парамонова. Пробыл он там совсем недолго и пошел по порядку куда-то дальше.
Не прошло и часу, как из Макеевых ворот выехало трое саней. Под накинутыми на возы топорищами нетрудно было угадать тугие мешки.
«В лес хлеб погнали, — сообразил Иван. — Значит, предупредил Тихон, что продотряд близко».
Тихон появился в сельсовете, когда уже смерклось. Как видно, немало он побегал по селу.
— Дядя Тихон, это ты Макея предупредил, что продотряд скоро придет? — впрямую спросил Иван.
— Упредил? Чего мне его упреждать? — словно удивился Тихон, отводя в сторону водянисто-голубые глазки.
— Трое саней хлеба погнал Макей в лес, — усмехнулся Иван.
— Не видал, не видал, — как-то даже испуганно сказал Тихон, и вдруг выражение его бесцветных глаз изменилось: они потемнели и смотрели на Ивана с явной угрозой. — А ты бы, милой, занимался своими делами и не пялил глаза в окно. Смотри, чтоб совсем без гляделок не остаться! — И опять его взгляд лучился простотой и добродушием. — Не след нам, Ванюша, в это вникать: хлебом продотряды занимаются, а нам сюда не к чему мешаться…
ХЛЕБ НАСУЩНЫЙ
Продотряд не заставил себя долго ждать: явился сразу после покрова, престольного праздника в Крутогорке. Отряд усиленный: человек двадцать пять, все с винтовками, а у поясов — ручные гранаты.
Командир отряда Стрельцов совсем молодой: может, двадцать, а может, и того не наберется. Чуб у него буйный, смоляной, на глаза спадает. А глаза черные, цыганские; кажется, насквозь человека просматривают. Молодой, да, видно, бывалый — в дело с маху вникает. Держится попросту, но уверенно. А голос хриповатый — наверное, на митингах перекричал.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.