Та, что стала Солнцем - [116]

Генерал Чжан кончил и скатился с нее. Он приподнялся на локте и смотрел на женщину с нескрываемым обожанием. Ее обнаженное тело было нежным, как белый шелк, и это подчеркивали алые ночные туфли, которые бросились Оюану в глаза резким контрастом с открытой плотью. Она бросила на генерала Чжан жеманный взгляд и взяла его за руку. Слегка рассмеялась и постучала ноготком по середине его ладони. Взгляд генерала Чжан стал еще нежнее. Затем, к удивлению Оюана, между их телами вспыхнул свет: на ладони генерал Чжан держал оранжевый язычок пламени. Это было неожиданно, как трюк фокусника. Пламя горело сильно и ровно, странный оранжевый свет отнимал цвета у комнаты, и кожа двух людей стала серой, а накрашенные губы женщины – черными как уголь.

Оюан вспомнил вспышку слабого голубого света, вылетевшую из костяшек на руке Великого Хана. Небесный Мандат. Это было понятно. Монголы теряли Мандат, поэтому его получал кто-то другой. Было ясно, что это сулит в будущем Великой Юань. Однако это было не его будущее, поэтому печаль Оюана была абстрактной и безразличной: не более чем ощущение завершения.

Послышались шаги, и служанка госпожи вышла из-за угла с умывальным тазом и фонарем на подносе. Оюан поспешил дальше. Он шагал бесшумно, но огни свечей вдоль коридора слегка наклонялись, когда он проходил мимо.

Хотя зима была в разгаре, бурые обрывки прошлогодней листвы все еще свисали с ветвей в саду Никчемного Чжана. Они придавали деревьям неопределенный вид, напоминая Оюану линяющих животных. Вскоре после назначенного часа он ее увидел: мадам Чжан медленно шла к нему по дорожке, покачиваясь на крохотных, бесполезных ступнях, ее шелковые рукава развевались по бокам от ее тела, как крылья летящих птиц. Ему было на удивление трудно примирить этот образ с пониманием того, что она – истинная правительница империи, пусть и торговой. Он мог бы схватить ее руками за горло и прикончить в одно мгновение.

– Генерал Оюан. – Мадам Чжан наклонила голову в знак приветствия. Он впервые видел так близко ее лицо и заметил, что невысокие скулы придают ее внешности некоторую свежесть. Белая пудра не полностью скрывала неровности кожи, ее духи были отвратительно крепкими. На блестящих красных губах он видел солнечный блик.

Она сказала:

– У вас репутация человека красивого, как Князь Ланьлина, и еще более яростного в бою. При дневном свете я еще яснее вижу, что первое, по крайней мере, правда.

Говорили, что лицо Князя Ланьлина было лицом красивой женщины, поэтому он в сражениях носил маску демона, чтобы вселить должный страх в сердца своих врагов. Оюан в ответ спросил:

– Вы сомневаетесь в последнем?

Выражение всезнающего высокомерия на ее лице вызвало у него неприязнь.

– Разве самый успешный генерал тот, кто сражается лучше всех?

– Возможно, вы выбираете своих генералов за их успешность в других областях.

Ее нарисованные брови взлетели вверх:

– Мне нравится, что вы не разочаровываете! Евнухи действительно такие мелочные, как о них говорят. Он бы опечалился, если бы услышал вас сейчас; он питает к вам определенное уважение.

– Если бы я не питал к нему уважения, я бы никогда с вами не встретился.

– Вы плохо умеете играть в эти игры, генерал. Думаю, я не первая говорю вам об этом. Более умный человек не так ясно дал бы понять, что женщины вызывают у него отвращение.

– Не льстите себе, вы меня не знаете.

– Скажите, кого вы желали, когда смотрели на нас? Его или меня?

Ему стало стыдно. Он гневно ответил:

– Шлюха!

Она окинула его оценивающим взглядом, будто коня покупала.

– Правда, есть такие мужчины, «надкушенные персики»[35], которые предпочитают других мужчин. Я гадала, не из таких ли вы. Но нет, я думаю, вы желаете мужчин потому, что женщины напоминают вам обо всем, что вы в себе ненавидите. Что бы вы ни делали, чего бы ни добились, в вас всегда будут видеть больше женщину, чем мужчину. Считать слабым. Неполноценным. – Она тихо рассмеялась: – Разве не так? Как это печально.

Правда о его личности, из ее уст. На мгновение он был ошеломлен. Когда боль наконец расцвела в нем, она превратилась в ядро его гнева, подобно трещине в дне чашки, из которой поднимаются пузырьки. Он прошипел:

– Я думал, печально будет узнать, что даже мальчик, наполовину придушенный при родах, способен править лучше вас. И что бы вы ни делали, чего бы ни добились, вы никогда не получите Небесный Мандат, потому что вы женщина.

Ее самообладание было безупречным, как глазурь на вазе, только что вынутой из печи для обжига.

– Мандат. Вы знаете, что оранжевый – это цвет горящей соли? Поэтому настоящий цвет огня оранжевый. Не синий и не красный. Соль – это огонь, и соль – это жизнь, а без нее даже империя превратится в ничто. – Оюану не удалось вызвать ни одной трещины на ее внешнем глянце, и это наполнило его бессильной яростью. – Возможно, мне не хватает способностей, чтобы править. Но мне лишь нужен мужчина, у которого они есть. И, как вы видели, у меня уже есть один из них. – Ее улыбка была коварной, как у крадущейся лисы. – У меня есть все, что мне нужно. Тогда как вы, генерал, вы все еще нуждаетесь во мне.

19