Та, что правит балом - [38]

— Вы что, не поняли? Он отберет у меня сына. И я ничего не смогу сделать. В этом городе вашему дружку провернуть такое легче легкого.

Я быстро собрала вещи.

— О господи… — всплеснул руками Антон. — Тогда я полечу с вами.

— С ума сошли?

— Машка мне никогда не простит, если я оставлю вас одну. Помогу вам устроиться и вернусь. По крайней мере, буду знать…

— У меня есть родственники, далеко. Машке о них известно. Я позвоню оттуда. Берите вещи, надо спешить.

Но спешить оказалось без надобности. Выйдя из подъезда, я увидела два джипа возле машины Антона. При нашем появлении дверь одного из них распахнулась, и появился дружок Ника. Он привалился к капоту и не спеша закурил. Я замерла на месте, Антон, замешкавшись с вещами, едва не налетел на меня.

— Вы правы, — вздохнула я. — Надо успокоиться и обо всем договориться.

— Что? — растерялся он.

— Мы возвращаемся. — И я вошла в подъезд.

«Уйти можно было бы по крыше, — лихорадочно подумала я, — но не с крохотным ребенком. Может, действительно попросить Тони остаться? Но разве его присутствие их остановит? Намнут парню бока, только и всего. Еще и ментам сдадут, как дебошира, а лучший друг поедет завтра освобождать его из каталажки».

— Спасибо вам, — сказала я, когда он внес вещи в квартиру. — И извините. С Олегом не ссорьтесь, иначе Машку вызволить будет очень трудно.

— Что вы имеете в виду? — нахмурился он.

— Ваш друг умеет мстить, вот что.

— Юля, эти машины во дворе, что это значит?

— То, что уехать я не смогу. Будем решать дело миром. Надеюсь, он успокоится, и мы договоримся.

— Я думаю, мне лучше остаться. Я могу устроиться на кухне…

— Нет-нет. Все в порядке. Уходите. Завтра утром я позвоню ему на работу.

Он наконец-то ушел. Я села рядом с креслом, на сиденье которого спал сын, и стала ждать. Сидя на полу, сложив руки на коленях, я мысленно повторяла одно и то же: «Господи, оставь мне сына.., пожалуйста, господи…» А перед глазами была Дашка, и меня не покидало чувство обреченности, словно рядом, слева за плечом, стоит смерть, или Ник, или Рахманов. Я даже как будто чувствовала тяжелое дыхание и взгляд равнодушных глаз. И когда мне стало невыносимо ожидание, хлопнула входная дверь, и появился Ник в компании двух своих дружков.

— Салют, дорогая. Перехожу на шепот, чтобы не потревожить сон наследника престола.

Он приблизился и устроился на корточках напротив меня.

— Солнышко, договоримся сразу: давай без истерик и глупостей, без этих сцен времен Освенцима: «Мама.., сынок.., помни имя свое…» и прочего в том же духе.

— До чего ж ты любишь поболтать, Ники-бой, — усмехнулась я.

— Грешен, люблю. Дрянь ты моя ненаглядная, огорчаешь ты меня. Ох как огорчаешь! Ты родилась с золотой ложечкой во рту и постоянно ее выплевываешь. Когда-нибудь ты это сделаешь в последний раз.

— И тогда появишься ты и свернешь мне шею.

— Да. И ведь никто мне не помогает так, как ты сама. Папа тебе что говорил? Забыла? Забыла. А он говорил: держи этого придурка за яйца, и мы горы свернем. А ты? Решила соскочить? Ишь, заделалась Девой непорочной с ребенком на руках, та тоже родила неизвестно от кого… Но и эту карту разыграть ума не хватило. Куда ты без меня, солнышко? Ладно, хватит. Ребенка я забираю. Не волнуйся, его велено доставить папаше, там няньки, не пропадет. Да и сладкоречивый наш его любит, на всех углах о нем рассказывает. Так что для пацана это хороший вариант. — Он похлопал меня по плечу и навис над креслом. — Черт, никакой сноровки управляться с маленькими ублюдками. Как его на руки-то взять?

— Можно, я отвезу его сама? — тихо спросила я.

— Без дураков? — нахмурился Ник. — Ты бы оказала мне услугу. Хочешь совет? Кидайся сладкоречивому в ноги прямо от порога, может, простит. Хотя вряд ли. Ты ведь, мерзавка, совершила страшное святотатство — посмела его не любить. Его, величайшее творенье божье!

— Тебе-то откуда знать?

— О божьем творенье?

— О нелюбви.

— От верблюда. Бери ребенка, и пошли.

Удрать по дороге было невозможно, да я и не надеялась. Ник поднялся на второй этаж вместе со мной, консьерж успел предупредить о нашем приходе, дверь в квартиру была открыта, на пороге стояла Надежда Степановна. Она взяла ребенка и захлопнула дверь перед моим носом.

— Облом, — развел руками Ник. — Извини, дорогая, буянить не будем. Ну, что, радость моя, — сказал он уже возле машины. — Пойдем, напьемся и морду кому-нибудь набьем.

— Прекрати.

— Не хочешь? Зря. Глядишь, и полегчало бы. Постарайся увидеть в происшедшем хорошую сторону: скажи на милость, ну зачем тебе ребенок? Какая ты, на хрен, мать? Ты глазами-то не сверкай, а папу послушай. Останься пацан с тобой, и у твоих врагов появилась бы лишняя возможность держать тебя на поводке, а сейчас ты свободна. И поводочек в твоих руках. Рахманов не забудет, что ты мать его сына, скандал-то ему ни к чему. Если перестанешь дурака валять, быстро сообразишь, как этим воспользоваться.

— Иди ты к черту, Ники-бой.

— Ты вот что, девочка… Папе хамить-то завязывай, ты ведь теперь не официальная любовница нашего небожителя, а обычная шлюха, так что в зубы получишь на счет раз. Уразумела?

* * *

Поначалу я еще на что-то надеялась. Была уверена: ребенок Рахманову не нужен, лишняя обуза, он привык жить только для себя. Но в квартиру и контору меня не пускали, на телефонные звонки не отвечали, очень скоро Рахманов купил дом за городом и перебрался туда. Конечно, и я туда наведалась. Дом больше напоминал крепость: высоченный забор, охрана, видеокамеры. Калитку мне никто не открыл, но я приезжала вновь и вновь. Иногда, стоя возле забора и пытаясь что-то разглядеть сквозь зашторенные окна, я вроде бы слышала детский плач, хотя это скорее мои фантазии. Я бродила вдоль забора, пока не появлялся охранник и вежливо просил меня удалиться.