Та, что правит балом - [27]

— У меня за день три перелета, — сообщила я с печалью. — Буду очень благодарна, если ты свалишь.

— Непременно, радость моя. Только скажи сначала, как тебе это удалось? Горю нетерпением узнать, слабость извинительная.

Мне дурака валять вовсе не хотелось, и я спросила серьезно, чем его прекрасного настроения не испортила:

— Ты удивлен, что я жива?

— Приятно удивлен, любовь моя, приятно. Очень бы хотелось знать, почему Гадюка-Ден поступил против правил и позволил тебе вернуться?

— Мы заключили деловое соглашение, — ответила я, направляясь в ванную.

— Да? Это интересно. — Ник отправился за мной, но перед его носом я закрыла дверь, включила воду, и ему пришлось орать, чтобы я услышала:

— Что за соглашение, детка?

— Ночь любви против моей жизни.

— Чтоб я пропал… — веселился Ник. Дверь он все-таки открыл и теперь устроился на бортике ванной. — Солнышко, я недопонял по поводу ночи. Он что, не мог трахнуть тебя без всяких глупых соглашений?

— У него были похожие намерения, но он вынужден был от них отказаться.

— Ты вежливо объяснила недотепе, что такая девушка, как ты, не трахается со всяким сбродом?

— Что-то в таком роде.

— И он проникся?

— Ага, — буркнула я, выключила воду и взяла полотенце.

Ник сидел и качал головой с такой счастливой рожей, точно на халяву получил миллион долларов.

— Детка, у меня нет слов, ты развела Гадюку-Дена? Вот это номер, я тобой горжусь, радость моя. — Он просто захлебывался от счастья, что было не очень понятно. К тому же чужое счастье слегка раздражало, очень подмывало немного подгадить человеку.

— Не могу разделить твоих восторгов, — ядовито ответила я.

— Потому что дура, и до тебя медленно доходит. За все время, что Гадюка-Ден здесь окопался, у него не было ни одной постоянной девки, только шлюхи по вызову, но и шлюхи каждый раз разные. Как думаешь, почему?

— Наверное, больше одного раза никто из них не выдерживал, — проявила я сообразительность, накинула халат и пошла на кухню.

Ник трусил за мной.

— Ты нарочно меня дразнишь, не желаешь думать своей красивой головкой. Гадюка на редкость осторожный человек, на бабу его не поймаешь. Они для него не бабы даже, а что-то вроде резиновой куклы.

— Отлично, — кивнула я, собираясь сварить кофе. — Могу поделиться наблюдениями, что быть резиновой куклой страшно забавно.

— Кофе варить ты никогда не умела, сиди, папа будет за тобой ухаживать, а ты валяй в подробностях, мне интересно.

— Ничего особенно интересного, — устало сообщила я. — Болтал без умолку, почти как ты, рассказал историю своей жизни. Полное дерьмо.

— А рыдать, устроившись на твоем роскошном бюсте, он не пробовал?

— Обошлось.

— Странно. Меня иногда так и подмывает заодно во всех грехах покаяться. Что он еще говорил?

— Много чего. Например, назвал тебя свиньей и садистом.

— Господи, свиньей-то за что? — удивился Ник. — В городе нет человека благороднее меня.

— Это ты сейчас придумал?

— Нет, значительно раньше. Но мы не обо мне, а о старине Дене. Не томи, моя прелесть.

— Он сказал, что будет рад избавить меня от особо навязчивых идиотов.

— Прямо так и сказал?

— Ага.

— Детка, ты гений, дай ручку поцелую. Нет, лучше ножку.

— Чему ты радуешься, придурок? — не выдержала я.

— Тому, что в тебе не ошибся. А как он в постели, порадовал?

Я раздвинула рот до ушей.

— Никто не сравнится с тобой, мой нежный друг.

— В этом я не сомневаюсь, — кивнул он удовлетворенно. И в самом деле вряд ли сомневался, но пожелал развить свою мысль:

— Только я знаю, как управляться с тобой. Для тебя удовольствие синоним боли, вот и приходится периодически тебя колотить, к чему я, в силу своего добрейшего нрава, в общем-то, не склонен. Иду на все, лишь бы тебе угодить.

— Ты, сволочь, знал, что у меня нет шансов оттуда вернуться… — зло сказала я, хоть это и было ни к чему.

— Я же тебя предупредил, с этим ты не можешь не согласиться.

— И все-таки отправил.

— Должен же я знать, на что ты способна. Если ты ни на что не годишься, на кой ты мне черт?

Разумеется, он был прав. Я вздохнула, покачав головой, но все же сказала:

— Хотела бы разделить твою радость, но не понимаю, отчего тебя так разбирает.

— Не понимаешь, потому что дура, господь послал тебе дар: любой мужик рядом с тобой мгновенно глупеет и становится мягким, точно воск, лепи, что хочешь. Да только у тебя мозгов не хватает сляпать что-нибудь путное, вот беда. Но ничего, мозги есть у папули, дрянь ты моя ненаглядная. Мы с тобой таких дел наворотим… О нас еще оды начнут слагать.

— Боюсь, все ограничится протоколами.

— Дура, потому и боишься. Что с тебя взять…

— Не хочу тебя огорчать, но ты переоцениваешь мои способности, — отодвинув чашку, сказала я. — Мы расстались как осточертевшие друг другу любовники. Под утро он явно заскучал, должно быть, успел сообразить, что я все та же резиновая кукла.

— Не тревожь меня. Ты показала парню класс?

— Само собой, раз от этого зависела целостность моей шкуры. Но он наверняка видел кукол и получше.

— Фигня, — весело отмахнулся Ник. — Уж я-то знаю, как это бывает. Мужиков к тебе тянет, точно мух на дерьмо, то есть я хотел сказать — на варенье. Заскучает, потянет на сладенькое.

— Зачем тебе Ден? — спросила я настороженно.