Та, что надо мной - [62]

С рассветом лучники начали стрельбу. Они стояли под защитой нескольких первых линий воинов, но у нас — слева и справа, а у Атки — по центру. Однако иные из них добивали даже до последнего ряда правого фланга, где находились мы с Миро. Не выдержав града стрел, обе армии начали очень быстро сближаться, почти бежать друг на друга. И нам, и Атке удалось при этом не сломать строй, однако войска сильно растянулись. Одни лишь крестьяне стояли довольно плотно, по деревенской привычке чувствуя себя увереннее в толпе. Когда между первыми рядами противников осталось шагов двадцать, уже бесполезные лучники стали отходить к обозу, поскольку никому не хотелось их терять. Шагов за пять до сближения воины из задних рядов заполнили прогалы в первом, а затем и во втором, и мы начали атаку. Левый фланг Атки заметно отступил назад, но они ещё держались.

В центре тем временем части Атки всей силой ударили по крестьянам. Те почти не пострадали от стрел, поскольку лучники целились в задние ряды, считая, что мужланы и без того будут лёгкой добычей. Они оказались не вполне правы. Какой-то смышлёный и умеющий слушать разумные советы вожак поставил в первом ряду дюжих мужиков с топорами, которые, по всему судя, привыкли зарабатывать на хлеб как плотники или лесорубы. Второй ряд просунул между ними длинные вилы и рогатины. Крестьяне сопротивлялись неплохо до тех пор, пока по цепочке не был передан приказ Атки, и враги, стоявшие перед ними, не начали превращаться в волков и медведей. Ближе к нам на противников шёл, рыча, тяжеловесный гривастый лев. Этого мужланы уже не выдержали. Кто-то пытался спрятаться в задних рядах, и началась ужасная давка, люди падали и не поднимались бòльше. Кто-то метался вдоль строя, превращаясь в лёгкую добычу для когтей и палашей. Но человек двадцать, по бòльшей части с рогатинами, встроились в первый ряд наших регулярных частей и пошли вперёд вместе с ними. Действовали они почти так же слаженно, как и обученные воины. По всей видимости, им и до этого приходилось заниматься запретной для простолюдинов охотой на крупного зверя.

Центр ещё держался, хотя бòльшую часть воинов из первого ряда уже сменили их товарищи. Но тут части с левого фланга Атки, уходя от нас, рванулись туда же. Миро обсуждал на совете возможность такого хода сражения. Сейчас одним коротким приказом он развернул войска, чтобы не допустить прорыва в центре, и поспешил туда сам. Наш правый фланг готовился к атаке, воины в задних рядах были так же сильны, как и передовые, но стояли они более разреженно, и мало кто успевал за бегущим Миро. Даже я заметно отставал от него. Те, кто мог, стали оборачиваться в самых быстроногих зверей, и вот уже за Миро неслась стая волков и борзых, сзади бежала парочка вепрей и медведей, а вровень с мальчиком, прикрывая его слева, скакал огромный лось.

Мы успели к моменту, когда противники уже домолачивали наши последние ряды, и усталые воины расступились, пропуская нас к врагу, тоже изрядно потрёпанному.

Люди Атки не ожидали такого напора, и мы начали теснить их, а затем и гнать, ступая по телам убитых и раненых, по обломкам щитов с клочками кожи. Мне, чтобы достать палашом противника, пришлось перепрыгнуть через тушу умирающего льва. Строя уже не было, и многие оборотни сцеплялись один на один, не в силах удержать неистовства своей природы.

Вилькен, который до этого держал оборону, ударил по противнику на своём фланге, и вся армия врага, огрызаясь, начала отступать. Миро шёл впереди войск. Свед, раньше сопровождавший его бок о бок, забежал вперёд, и я увидел, как его окружает стая волков. Несколько зверей уже упали с раздробленным черепом под его копытами. Он мог бы одолеть и всех, не будь так измотан сейчас бегом и наступлением. Чувствуя, как слабеет мой друг, я начал пробиваться к нему. Двое волков вцепились в него сзади, третий повис на груди. Я перерубил врагу позвонки палашом, но всё было кончено. Жизнь ушла из Сведа с потоком горячей крови, передо мной лежал уже не лось, а друг в привычном мне первом облике. Смерть ещё не успела оледенить его лицо, и я понимал, что последний раз вижу его таким, полным отваги и готовности отстоять тех, кто ему дорог.

Я плохо помню конец сражения — ярость застила мне глаза. Миро приказал не преследовать врага дальше, поскольку он опасался, что армия слишком растянется. Но даже тогда мне с трудом удалось остановиться.

* * *

Я стоял возле бòльшого шатра, который поставили лекари. Бòльше всего мне хотелось выманить у хранителя ключ от сундука с маковым настоем. Или просто грохнуть ящик о землю, разбив бутыль, и, лакая как собака, напиться того, что вытечет из щелей. Но я знал, что скоро принесут раненых, и будет нужна моя помощь. Из шатра до меня донеслись голоса Лаури и Альда, и я, пошатываясь, зашёл туда.

В своих ожиданиях я оказался прав. Никогда ещё мне не приходилось видеть столько умирающих или безнадёжно покалеченных людей — с рёбрами, сломанными так, что каждый вдох причинял мучения, с отрубленными ногами или с ногами, размозжёнными настолько сильно, что их всё равно приходилось отнимать, с разбитой в осколки челюстью, выпущенными кишками, перебитым хребтом, с вытекшим глазом и раной, проникающей дальше, глубоко в мозг. Мне приходилось лечить простолюдинов, но на войне до этого я имел дело с благородными, а, значит, по бòльшей части с оборотнями. Те из них, кто успел после ранения принять свой второй облик, по бòльшей части нуждались для лечения только в заботе и покое. Тех, кто сразу же впал в беспамятство, приносили сюда, и ими занимался я, уже не скрывая своего умения управлять их превращениями. Обращённым слишком поздно грозила потеря кисти или ступни, долгая болезнь, но почти никогда — смерть. Остальным благородным и простолюдинам мне приходилось отрубать или отпиливать изувеченные руки и ноги, соединять сломанные кости, полагаясь на то, что они срастутся, обрабатывать и зашивать раны, надеясь, что они заживут без гниения омертвевших тканей, заражающего здоровые.