Та, что надо мной - [57]

Я заверил Монри, что спустя где-то три четверти луны за здоровье ребёнка можно будет уже не беспокоиться. Но ещё хотя бы полгода ей придётся внимательно следить за чистотой, поскольку эта зараза может прятаться достаточно долго.

О том, как началось поветрие, старушка ничего рассказать не могла. Мои догадки, похоже, оправдывались. Зять не слишком радовался её появлениям, и дочь она навещала редко. Только когда пришло известие, что родные тяжело больны, Монри отправилась выручать мальчика — и добралась уже к похоронам.

Расстались мы почти друзьями — и, глядя на то, как только что с оханьем потиравшая поясницу бабка быстро шагает с полными вёдрами домой, к внуку, я мысленно пожелал ей прожить ещё много лет.

* * *

Чем бы ни подкупал Кори других своих сообщников, крестьян ему проще всего было соблазнить деньгами. В Реквире и Туренмаре я уже успел расспросить, нет ли у них кого-то, кто неожиданно разбогател. В деревне трудно скрыть такие перемены. В следующие несколько дней я пытался разузнать это и в других поселениях, но хотя мужланы сторонились меня уже поменьше, никто не смог мне ничего сказать.

Хорошенько подумав, я решил, что шальные деньги легче всего спрятать тому, кто и так достаточно богат и не имеет неотложных нужд, на которые их надо потратить. В Сорене мы застряли надолго, и мне всё равно надо было договариваться о дополнительных поставках провизии, так что у меня был повод обойти дома зажиточных крестьян. Я решил, что внимательно присмотрюсь к тому, как они ведут себя при разговорах о поветрии. Через несколько дней за пропитание нашей армии можно было уже не беспокоиться, но ничего подозрительного я так и не нашёл, и продолжал свои поездки.

* * *

Обращаться к Кирту меня отговаривали едва ли не все его односельчане из Туренмара, утверждая, что он-то найдёт способ содрать денежек побòльше, а привезти поменьше. У них был по этой части богатый опыт. Кирт, владея ветряной мельницей, брал за помол каждый пятый мешок муки, и даже не трудился, как принято в этих краях, оставлять сколько-то для бедных и для вдов. Он драл бы и бòльше, но в соседнем Реквире тоже была небòльшая мельничка, которую ему никак не удавалось прибрать к рукам.

Услышав всё это, я насторожился, и спросил, не отъезжал ли куда Кирт вскоре после того, как как старая Монри получила известие о поветрии в деревне, где жила её дочь. Оказалось, что отъёзжал — как он сам утверждал, договориться в других поселениях, кто в какой черёд будет молоть зерно, хотя время для этого было явно неподходящее.

Кирт встретил меня со всеми церемониями и проводил для беседы в комнату, где стояла хозяйская кровать с покрывалом — редкая вещь в деревне и явный предмет его гордости. После разговора о том, что зерно дорожает, я, наконец, решился, и прямо сказал, что знаю, куда он ездил. Деревенские уже считали меня едва ли не колдуном, и девять из десяти после этого взмолились бы о пощаде. Но мельник оказался крепким орешком и, не переменившись в лице, отвечал:

— Не было такого, господин.

Сразу же выпроводить меня он не решился, и не мудрено — кинжал был при мне. Не знаю уж, что на меня накатило, но я самым неблагородным образом полез под кровать и вытащил оттуда ночной горшок, расписанный розами.

— Ты забрался в выморочный дом, взял его оттуда и вылил ночью в реквирский колодец. А потом пожадничал, отмыл и забрал себе. Жаль, что тебя не настигло поветрие.

Этого он уже не выдержал и бросился на меня. Я успокоил его, ударив рукоятью кинжала по голове, связал и подождал, пока он очнётся и сможет говорить. Расспросив мельника, я понял, что сообщников у него не было, и денег ему никто не давал — Киртом двигала лишь его собственная корысть. Я запер его в доме, но вокруг вскоре собралась разгневанная толпа из Туренмара и Реквира. В конце концов, я плюнул, и отдал его на расправу, не особо любопытствуя, что с ним сделают. Однако его жену, дочь и сына я выдавать отказался, поскольку они никак не участвовали в его кознях и едва ли о них знали. Мне пришлось переночевать для верности в их жилище. Спать на кровати Кирта мне было противно, и я, подстелив куртку, устроился на полу. Под утро ко мне пришла трясущаяся от страха вдова и я, мало-помалу, вытянул из неё, почему жители к ним так немилосердны. В последние годы, когда налоги заметно возросли, мельник сделал своими должниками едва ли не половину деревни. Оставлять в деревне его наследников никто не хотел.

К рассвету толпа снова собралась вокруг дома. Я вывел женщину на крыльцо, и она поклялась перед всеми забыть о процентах и подождать с уплатой долгов ещё три года. Я, в свою очередь, потребовал от крестьян клятвы предками не чинить вреда этой семье.

* * *

Возвращаясь в замок, я думал о том, что простолюдины куда скорее нас на суд и расправу, и наглый мерзавец вроде Оллина Кори не был бы у них неприкосновенен. Но сколько невиновных лишились бы жизни вместе с ним?

Последние мгновения Кирта были, вероятно, ужасны, но я не чувствовал к нему жалости. Начнись поветрие даже в войске Атки, нашего противника, меня это не обрадовало бы. Так уж выходит, что люди воюют друг с другом, но гнусно брать себе в союзники нашего общего врага. А мельник был готов переморить целую деревню из-за собственной жадности. Мне пришлось повидать немало убийц, интриганов и воров, но откуда берутся люди, подобные Кирту, я никогда не понимал.