Та, что надо мной - [37]

Я продал коня и следующую ночь провёл в лесу у костра. Спать здесь было бы небезопасно, но спать я и не собирался. Я согрел воду и выкрасил волосы хной, стараясь не запачкать руки. Накануне торговец пообещал мне, что краска ляжет ровно, и моя жена будет красавицей. Мои борода и усы и так слегка отдают в рыжину, поэтому я решил их не трогать. У меня круглое, не особенно примечательное лицо, так что разумнее всего было просто прикрыть отросшими волосами шрам на виске и ничего бòльше не делать. К утру голова просохла, и я уже не опасался заполучить лихорадку. Я бросил в костёр шляпу и плащ, надел, предварительно вывернув наизнанку, свою овчину и потасканную шапку, купленную в городе. На дорогу я вышел уже в облике простолюдина, но даже после целой луны скитаний кожа у меня была слишком белой и чистой, а спина — слишком прямой для крестьянина, и это меня беспокоило.

Когда до столицы оставалось полдня пешего хода, я присоединился к торговцам и мужикам, которые везли в столицу разную снедь — уж их-то туда не могли не пустить. Они старались держаться кучно, опасаясь разбоя даже здесь — и это сильно мне не понравилось. Среди прочих моих спутников выделялся курчавый человек средних лет, неожиданно опрятный, невозмутимый и бодрый, даже зубы у него были белые и крепкие. Перебросившись с ним парой слов, я понял, что это пасечник. Сезон лета-начала осени, когда закупают мёд для заготовок, давно прошёл, но в нынешнюю промозглую пору те, у кого остались деньги, порой готовы втридорога заплатить за горшочек липового или лугового. Так что те, кто умеет рассчитать свою выгоду, оставляют кое-что для зимней торговли. Эту незамысловатую хитрость он охотно поведал мне на привале.

Теперь меня уже не удивлял его облик и повадки, с которыми, переодень его, он мог бы сойти за благородного. Пчёлы не любят людей грязных, злых и беспокойных — так он мне и сказал, добавив, что и занятие у него поздоровее прочих. А может быть и мне попытаться сойти за пасечника? Если среди этой толпы озабоченных собственными делами мало кто обращал на меня внимание, то стражники на воротах будут глядеть куда пристальнее. Я предложил ему оплатить сразу весь товар, и он, попробовав монеты на зуб, довольный, повернул домой. Взвалив на плечи ещё и его ношу, я понял, что пасечник обрадовался не только тому, что заработал свою денежку без бòльших треволнений и опасностей. Меда было много, он был заботливо увязан в разные тряпки, и выпрямляться под мешком мне пришлось осторожно, чтобы не сорвать спину.

Кое-как я дотащился до ворот Вилагола, стараясь не отставать от прочих. Заходил я со всей толпой, но меня задержали и велели открыть мешок. Я уже приготовился к обыску и допросу, но стражники просто забрали горшок с мёдом и вытолкали меня в город. Товар у пасечника был не из тех, которым приходят торговать каждый день, и его лицо, по всей видимости, им не запомнилось.

Как я и рассчитывал, уже почти стемнело. Я прошёл бедными кривыми улочками, где давали ночлег торговцам, и свернул к дому Миро. Двое знакомых мне слуг стояли у ворот. На поясе у каждого висел кинжал.

— Дом у вас бòльшой, людей много, а пора гнилая, — заискивающе сказал я. — Не хотите ли прикупить меда?

Слуга подозрительно оглядел меня:

— Ступай себе, нам не надо.

— Мати, — проговорил я, понизив голос и откинув волосы назад, — ты помнишь, как мы с тобой нашли убитого Полвера?

— Ладно, — громко заявил он. — Иди в дом, покажешь свой товар.

* * *

Миро не спал. Слуга ещё не успел сказать ни слова, как он глянул на меня, подошёл и обнял.

— Ты сделал то, что собирался?

— Да.

— Бòльше ни о чём не спрошу. Я ждал тебя, Шади. Тут такое творится… Сулва уже давно ведёт себя в городе как хозяин. Но сперва он сам заявлял, что это лишь до того, как Палата снова соберётся, что он просто хочет избежать бед от безвластия. В ожидании новых выборов Малва и его сторонники оставались в столице, подъехал ещё кое-кто из тех, кто не успел проголосовать за него в прошлый раз. А четверть луны назад люди Сулвы арестовали Великого герцога Юга и теперь обвиняют его в смерти короля. После этого они как с цепи сорвались. Хватают вассалов и сторонников Малвы, просто тех, кто повздорил когда-то с Сулвой или Кори.

— А как ты?

— Я, как ты знаешь, тоже претендент на корону, — Миро усмехнулся. — Обвини Сулва открыто ещё и меня, от него отвернулись бы многие из тех, кто сейчас верит в преступления Малвы. Но разгромить наш дом несколько раз пытались. Мне и в самом деле пришлось учить всех слуг обращаться с оружием. Даже старика-повара, который до этого держал в руках только кухонный нож.

— За домом наблюдают?

— Наблюдали. Но с самыми навязчивыми соглядатаями мы не особо церемонились.

* * *

За эту луну мальчик вытянулся и похудел ещё бòльше. Взгляд его оставался ясным, но он стал похож на воина, стоящего на страже и не знающего, когда его сменят. Мне отвели комнату для ночлега, принесли тёплой воды, приличную одежду и еду, так что вскоре я, взбодрившийся, сидел с Миро в кабинете его отца.

— Треть армии уже обезглавлена, — говорил он. Благородные уезжают из столицы в свои имения, так что в случае необходимости их нельзя будет быстро призвать на службу. Ургот между тем успешно ведёт войну на юге, и меньше, чем через полгода будет готов напасть на нас. Это безумие. Сулва не думает о стране. Мы должны что-то сделать, Шади. Для начала хотя бы добиться освобождения Малвы. Но как? Потребовать созыва Палаты? Собрать сторонников и пойти штурмовать дворец?