Т-390, или Сентиментальное путешествие по Монголии - [14]

Шрифт
Интервал

Дэна в капитанскую каюту не позвали, и он с тоски пошел в арсенал, где матросы читали друг другу стихи, посвященные славной победе.

Утром около камбуза Алеша встретил Галю.

— Привет! — сказал Алеша.

— Привет, — сказала Галя и улыбнулась.

Алеша размечтался:

— Вот бы, — подумал он, — получилось бы как-нибудь так, чтобы мы с Галей сидели бы вместе за столом, пили бы чай из подстаканников, за окном бы темно было, а у нас светло, и чтоб там холодно, а у нас жарко, и лазали бы ложками в варенье, не считая, кто сколько съест, и чтоб малиновое, и чтоб ложки гнутые… и чтоб скатерть такая, белая…

Алеша давно об этом мечтал и даже заготовил пару гнутых ложек. Правда, мысль о чаепитии с Галей казалась ему слишком праздничной и нереальной и расстраивала своей несбыточностью: Галя всего лишь улыбалась ему и говорила «Привет». Поэтому Алеша, чтобы не загрустить от несбыточности, бывало, думал о чем-нибудь философском, абстрактном.

Алеша часто думал вот о чем:

— Человеческое существо, — часто думал Алеша, — обладает способностью часто думать о всяких разных вещах. Вот как я сейчас, например. Например, он думает о светофорах, поливальных машинах и повивальных бабках, новостях, о книгах, о песнях, о стариках и колясках, о воздушных шариках, о прохожих, о том, где раздобыть еды, о деньгах, о футболе, об овечках, о новой одежде и так далее. Обо всем этом человек думает много раз в течение дня, и даже не замечает этого. Но ведь каждая мысль имеет какую-то свою силу, может как-то повлиять на мир. И именно благодаря тому, что мыслей много, они рассеиваются в разные стороны, взаимоуничтожаются, как разнонаправленные векторы, и ничего не происходит. Светофоры не гнутся, рукописи не горят, воздушные шарики не превращаются в змей. Старики только много думают о смерти и потому умирают. Но к старости нельзя не думать о смерти, потому что смерть близка, волей-неволей приходится о ней думать, вот и умираешь. Замкнутый круг получается. Если б кто-то мог вовсе не думать о смерти…

Поэтому, собственно, чудес и происходит так мало. Просто никто не может сконцентрироваться на какой-то мысли о чуде так сильно, чтобы это чудо произошло. В этом есть мудрость природы.

Но это всё в городе, или, скажем, в деревне. Там, конечно, внимание рассеивается. Там светофоры, поливальные машины и повивальные бабки, новости, там книги, песни, старики, коляски, овечки, футбол, там воздушные шарики, прохожие, там приходится раздобывать еду, одежду, и думать о деньгах. Но о чем думать на бронеаэродроме? Всего этого тут нет. Вокруг только степь, голая, глазу не за что зацепиться. Только и есть о чем подумать, как об аэродроме. Но на корабле о чем думать? Ничего же нового не происходит, ничего, абсолютно. Распорядок дня всегда одинаковый, вот, монголы напали, но видно же было, как все рады. А так внимание не рассеивается, думай себе о чем хочешь, а думать можешь только о корабле, или о своих каких-то идеях, вот как я сейчас. В любом случае думать тут можно мало о чем, и всё так или иначе связано с кораблем. Векторы мыслей однонаправлены и могут привести к чуду, даже если думать не очень сильно, можно вообще о чем-нибудь думать и не знать этого, но фокусироваться только на корабле. А тогда… тогда может случиться всё что угодно.

Хорошо всё-таки, что мы нашли тетю Валю.

Даже если это и неправда, то, о чем я сейчас думаю, все равно это правда, потому что я об этом думаю часто, и, значит, оно должно сбыться, то есть чьи-то мысли (пусть не мои) приведут к какому-нибудь чуду. Надо бы с шофером Колей поделиться этим соображеньем.

И всё время забывал поделиться.

Потом забывал, что забыл сказать Коле, потом забывал, что забыл забыть сказать. На самом-то деле однажды сказал, а потом и забыл. И Коля воспринял Алешину идею, всё думал о веселой стране Голландии, как бы туда сбежать, но, видимо, недостаточно думал, потому что сбежать никак не удавалось.

А Алеша, наверно, недостаточно много думал о том, чтобы сидеть вместе с Галей на теплой кухне и пить из подстаканника чай с малиновым вареньем.

Монголы зализывали рану Молодому Архару. По очереди. Все зализывали, кроме Старого Архара. Старому Архару Молодой не дал полизать.

— Я знаю что рот у тебя полон яду. — Сказал Молодой Архар. — Не смей зализывать мою рану!

Менге наградил Молодого Архара за храбрость в бою, и тот возгордился. Нехорошо это было. Все видели, как возгордился Молодой Архар. Все видели, как Старый Архар затаил обиду на Молодого.

Сам Менге затаил обиду на экипаж корабля. Следующей ночью еще раз попытался догнать «Каччхапу» и отбить голову друга, в отместку обезглавив капитана, но был встречен заградительным огнем пограничников. Без мачты, с раненым рядовым Гриценко, «Каччхапа» добралась, наконец, до штаба.

Часть 2 

15. Комариная пустошь

Темный батист ночи… Нет, не так. Степь тверда. Тьма окутала степь, которую капитан не… Нет, опять не так. Степь была как паутина. Степь же была безвидна и пуста, и только «Каччхапа» носилась по ней…

— Дэн, как лучше? Степь была пуста или пустыня была степна? Степь пустынна или пустыня степенна?

— Лучше по-другому.


Еще от автора Антон Алексеевич Ботев
Кот Шрёдингера

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Жизнь и любовь (сборник)

Автор рассказов этого сборника описывает различные события имевшие место в его жизни или свидетелем некоторых из них ему пришлось быть.Жизнь многообразна, и нередко стихия природы и судьба человека вступают в противостояние, человек борется за своё выживание, попав, казалось бы, в безвыходное положение и его обречённость очевидна и всё же воля к жизни побеждает. В другой же ситуации, природный инстинкт заложенный в сущность природы человека делает его, пусть и на не долгое время, но на безумные, страстные поступки.


Барашек с площади Вогезов

Героиня этого необычного, сумасбродного, язвительного и очень смешного романа с детства обожает барашков. Обожает до такой степени, что решает завести ягненка, которого называет Туа. И что в этом плохого? Кто сказал, что так поступать нельзя?Но дело в том, что героиня живет на площади Вогезов, в роскошном месте Парижа, где подобная экстравагантность не приветствуется. Несмотря на запреты и общепринятые правила, любительница барашков готова доказать окружающим, что жизнь с блеющим животным менее абсурдна, чем отупляющее существование с говорящим двуногим.


Живописец теней

Карл-Йоганн Вальгрен – автор восьми романов, переведенных на основные европейские языки и ставших бестселлерами.После смерти Виктора Кунцельманна, знаменитого коллекционера и музейного эксперта с мировым именем, осталась уникальная коллекция живописи. Сын Виктора, Иоаким Кунцельманн, молодой прожигатель жизни и остатков денег, с нетерпением ждет наследства, ведь кредиторы уже давно стучат в дверь. Надо скорее начать продавать картины!И тут оказывается, что знаменитой коллекции не существует. Что же собирал его отец? Исследуя двойную жизнь Виктора, Иоаким узнает, что во времена Третьего рейха отец был фальшивомонетчиком, сидел в концлагере за гомосексуальные связи и всю жизнь гениально подделывал картины великих художников.


Частная жизнь мертвых людей (сборник)

Как продать Родину в бидоне? Кому и зачем изменяют кролики? И что делать, если за тобой придет галактический архимандрит Всея Млечнаго Пути? Рассказы Александра Феденко помогут сориентироваться даже в таких странных ситуациях и выйти из них с достоинством Шалтай-Болтая.Для всех любителей прозы Хармса, Белоброва-Попова и Славы Сэ!


Преподавательница: Первый учебный год

Порой трудно быть преподавательницей, когда сама ещё вчера была студенткой. В стенах института можно встретить и ненависть, и любовь, побывать в самых различных ситуациях, которые преподносит сама жизнь. А занимаясь конным спортом, попасть в нелепую ситуацию, и при этом чудом не опозориться перед любимым студентом.


Любовь. Футбол. Сознание.

Название романа швейцарского прозаика, лауреата Премии им. Эрнста Вильнера, Хайнца Хелле (р. 1978) «Любовь. Футбол. Сознание» весьма точно передает его содержание. Герой романа, немецкий студент, изучающий философию в Нью-Йорке, пытается применить теорию сознания к собственному ощущению жизни и разобраться в своих отношениях с любимой женщиной, но и то и другое удается ему из рук вон плохо. Зато ему вполне удается проводить время в баре и смотреть футбол. Это первое знакомство российского читателя с автором, набирающим всё большую популярность в Европе.