Т. 1: Стихотворения - [31]

В бледном безлюдии парка.

Тени к убийце ползли

(В липкое влипли).

Так далеко от земли

Тлело Созвездие Лиры.

Небо, сапфирный престол,

Звездные сонмы.

В парке убийца прошел

В лунные снежные сосны.

Что же! Не ох и не ах:

Струны и гимны.

Что там! На лунных снегах

Многие гибли.

Звуки порхали: бах-бах,

Точно колибри.

* * *

Мертвый пейзаж на Луне –

Вариант омертвелой печали.

Сколько вариантов печали

(И смерти) известно мне?

Что там было, в язвах Луны?

Варианты чумы и проказы?

(Ах, сердце, ну что тебе фазы

Той прокаженной Луны?)

Есть варианты и здесь —

Эмфизема, саркома, склерозы.

Вариантов множество есть.

Но горы, озера и розы

Нам радуют сердце здесь.

А впрочем, зигзаги гор —

Больничная кардиограмма.

И сердце – хлам среди хлама,

И Смерть, Непрекрасная Дама,

Нисходит с безлунных гор.

* * *

И яблоко, по зрелом размышлении,

По ветке чиркнув, быстро стукнулось –

Свидетельство закона тяготения.

И черный кот поймал мышонка белого,

С ним поиграл, а после съел его –

Закон единства противоположностей.

И там, где спорили две точки (зрения),

Прямая (фронтовая) линия

Была, увы, кратчайшим расстоянием.

Потом разрушили до основания

Два города в весенней зелени

(Закон достаточного основания).

И солнце в море опустилось весело,

Теряя в весе столько, сколько весила

Им вытесненная купальщица.

* * *

Жил на свете таракан,

Таракан от детства,

И потом попал в стакан,

Полный мухоедства.

Капитан Лебядкин

«И срублен ты, как маков цвет, под коре-

»нь, на жизненном пути, в житейском море.

»Метался, как подкошенный, как вко-

»как вкопанный, убит безжалостной руко-

»й, как прошлогодний снег. Бесстрастная луна

»увидела, как во-царилась тишина,

»ти-ши, ши-ши, ши-на… И ты, увы,

»как все,

»в моги-

ле-

ле-

ле-

жишь, как белка в колесе,

»как лист перед травой, как клетка в птичке —

»как птичка в клетке, клетке-невеличке,

»и ниже, ниже, эх, травы, тра-тра, тра-тра,

»травы».

* * *

Далекий лед, далекий дымный день

Над миром облако висело.

И фосфор жег сердца людей.

Бежали тени, в небе гналась тень.

На дереве висело тело.

И мать вела чужих детей.

Ложился желтый свет на жесткий снег

Был красный след на белом свете

Был черный след еще ясней.

Был черный лед, я видел снег во сне.

Был темный дым над миром этим.

Был дом, горевший в тишине.

* * *

Обожжены, обнажены, обижены

Края души — и вот, о смысле жизни,

О том, что мы искажены, обезображены,

Что жизнь порою хуже казни, —

И черт хихикнул: «Это наши козни,

Мон шер, о богословской сей материи

С вопросами соваться к Небу

Смешно: шарады, фокусы и ребусы.

К ним комментарий — крематорий.

Все просто потому, что потому

Оканчивается, окунчивается на у».

* * *

Там поют гиены и павлины

Ходят по долинам золотым,

И слетает к лилиям долины

Бывший демон – серафим.

Нежатся с акулами святые,

Грешники сыграли с Богом в мяч.

Примеряет нимбы золотые

В ризе розовой палач.

Ангел ведьме наливает: пейте!

Светится добром бокал вина.

И осанну засвистел на флейте

Белоснежный Сатана.

Радуются ангельские рати:

Тишь да гладь, да Божья благодать.

Мы туда, любезнейший читатель,

Киселя пойдем хлебать.

* * *

Питекантропы в Пинакотеке,

Орангутаны в Оранжери.

Дух птеродактиля в человеке:

Гиббон в геликоптере, смотри.

А там, в реакторах, изотоп

Урана, гелия. Снова — опыт.

Смотри: Акрополь, питекантроп,

Летающий ящер, темный робот.

Реакторы, роботы. Не дразни

Горилл, мандрилов, крокодилов.

Плутон, Урания. Мы в тени

Их страшных царств, их царств немилых.

И скоро в ракете астронавта

Уже троглодит взлетит несытый.

И скоро увидят следопыты

Плезиозавра, бронтозавра.

Уран, плутоний. И троглодиты.

И термоящерное завтра.

* * *

Таракан Тараканий Великий, властелин пауков и

лемуров

Шел войной на лангуста Лангуста, властелина

мокриц и мандрилов.

Над рядами кротов или крабов сто вампиров

топорщились хмуро

Рассветало. Был снег на равнинах. И сердце томи лось.

Тараканий, шевеля усами, осуждал теорию квантов.

Лангуст, шевеля усами, поучал, что важней –

квакванты.

О, как трудно дышать! Сколопендры в темнеющем небе.

Густо падает снег. Чье-то сердце лежит на сугробе.

Уже уносило в жерло расширяющейся вселенной,

В черной пустоте кружило Таракана, Тамерлана,

Лангуста, Ксеркса.

В конусе небытия Тарантул вращался, пленный.

Два огненных дикобраза вертелись, грызясь из-за

сердца.

Только мы отдыхали одни в отвратительном царстве

Эринний.

И на сомкнутых веках твоих были пепел, и слезы,

и – иней.

* * *

Ну и ну, ну и дела, как сажа бела, трала-лала.

А ночь светла, а коза ушла, эх, бутылочка по

жилочкам по-те-кла.

Ушла коза от козла. Ушла. Куда? В Усть-сы-сольск.

Не в Усть-сы-сольск, так в Соль-выче-годск.

Ау, моя коза. Чепуха хандра. Ха-ха, ха-ха.

Эх, гали-мать-я.

А ну и луна же. Во всю луна. Хандрит она, что

она одна?

Сто грамм забытья. Двести грамм забытья.

Хотите вина, мадам Луна?

Там Близнецы. Там Козерог. С козой, без козы?

Там Водолей.

Налей, налей, бокалы полней, козу вините в

смерти моей.

Ну и тишина. Нальем Близнецам.

Нынче здесь, а завтра — тамтам.

* * *

Мертвый вялый туман,

кокон печали и скуки,

серый огромный кокон,

где стынет личинка рассвета,

куколка полдня.

Что делать, если душа

молчала так долго,

что на губах ее сплел

паук паутину?

Что делать, если сердце молчит

мертвой трихиной?

* * *

На остров Цитеру. Выпьем в пути.

Ну что? Цикута в бокале?