Сюрреализм по-английски - [3]

Шрифт
Интервал

В ЭТО ПОСТЕЛИ НЕГДЕ СПАТЬ, ТАНГИ

Без чувств как локти аисты свалились
Она мне по затылку лупит лёгким
И кто-то где-то кличет Пикассо
Лассо любви удавлен призрак счастья
Гнетущая печаль мешка сластей китайских
Дупло в скале как след усилий моря
Безлицый зритель со слезами, не бросающими тени
И ради этих пустяков я загубил свои стихи
В этой постели негде спать, Танги
И провод, по которому нам подавали сон, оборван
И номер ночи, номер дня един — один!
Песчинки угрожают как скульптуры
Фонтан огня ждет, когда спустят расписной крючок
И гвозди, что забил ты в землю, проросли
Мадонны и машины пыток отмеряют время
Ты тронул тучу дождь овеществился
Лyка его дуга — радуга, стрела — Египет
Мишень его неведома, а жертва — страх
Всё это лишь скелеты, спрятанные доныне
Из леденцов их кожа и нет во рту языка
Ловушки новые для древних снов расставил
О приручи их до того, как угодят в силок!
В этой постели негде спать, Танги
Всё место занято могилами сердец разбитых

Уэлдон Киз

(1914–1955)

РАЗГОВОР В ГОСТИНОЙ

— Пятнышко крови, вон там, на стене,
Минуту назад оно еще было не больше ногтя,
А теперь, кузина Агата, с каждым мигом крупнее и ярче.
Чушь. На солнышке иволги щебет.
Фонтаны обильно питают пруд.
Погода на загляденье: летний наряд аллей
Беспрестанно радует глаз. Может,
Вступить в это новое теософское общество?
— Раньше его можно было прикрыть пятицентовиком,
А сейчас, вырастая, оно всё больше напоминает ладонь.
Кузина Агата, оно растопырило пальцы. Взгляните, взгляните!
Наверно, обои отстали. Что вы кушали на обед?
Омлет? Со спаржей? Вчера вечером на сеансе
У мадам Ирани мы общались с покойным мужем
Миссис Писгах. Вероятно, он простудился:
Барабан всё время сбивался с ритма.
— Кисть, кузина Агата, а за нею рука!
Словно в кино, когда карта всё раздувается-раздувается,
Или как ветер, волной, по пшеничному полю… О, кузина Агата!
Я же предупреждала вас, Хобарт, не нужно на ночь читать «Поворот винта»
И этот бальзаков роман, как его, хоть убей, не вспомню…
Они всегда влияли на вас отрицательно.
Надо бы бросить еще одну аспиринку в вазочку с лилией.
А сейчас мне пора немножко вздремнуть на веранде.
— Кузина Агата, оно трепыхается, словно рыба,
Мокрая, мокрая рыба, и движется по стене,
Оно всё больше и больше, и тянет ко мне свои лапы!
Нет, вы несносны, Хобарт, я просто не в силах вас слушать.
Будьте добры, передайте Мэри о билетах на вечер.
Ах, опять эта иволга! Какой чудный вид
Из окна! — Ну с чего б это я так хрипела
Да выла, как ненормальная, Хобарт?
Прямо в гостиной… Это, право, неделикатно.
Вот уж воистину: гебефрения плюс
Явная тяга к ужасным вещам. Где же мой барбитал?
Ох эта Мэри, вечно забудет оставить его у курильницы.
Ишь ты, затих, еще дергается, но слабее, слабей…
Славный денек. Встану не раньше четверти третьего.
Как тихо кругом… Блаженство! Сон — дело святое.

Фрэнк О'Хара

(1926–1966)


КУБИКИ

1
Кайф! она охотится в бухте! он запрыгивает
в водоворот! она наклоняется над тележкой из
слез великана, которая, словно конус лавы, сплюнутый
с вывихнутого кулака косоглазого опизденевшего
старшеклассника, замерзает в растворе! он вскидывает
руки в райской измене, гигантское У его
шизующих любовных нервов молотит как пойнсан под
градом своих же гвоздей по стеклянной двери
тусняка, мешающего ей пройти на эти божественные
пастбища, которые она засыпала мужским мясом, всё равно как камнями!
О роковая стервоза!
2
Пацан, их детство было похожим на груду овсяного печенья.
Я нужен тебе, а ты мине, амнямням. А потом вдруг оказалось,
3
что кто-то всегда чего-то теряет и никогда не знает, чего.
Всегда так. А они, засранцы, так любили есть бутерброды
с маслом и сахаром, мышки лизали половицы,
когда они ложились в кроватку, обвивая белыми хвостиками
дребезжащие зерна мрамора. Лонг лив глюкоза,
которую эти детки жрали, раздавали, курили, в виде
пузатых шоколадок. Мои прыщики, мои писечки! малипусечки.
Так и росли они хохотушками-соснами.

Кеннет Кох

(1925–2002)

НОСИЛЬНЫЕ ВЕЩИ

Ты носила бумажную блузку с портретом Эдгара Аллана По,
поделенную на квадраты, и в каждом — Эдгар Аллан По.
У тебя были светлые волосы, ты была смазливенькая.
Ты спросила меня: «А правда, что все мальчишки считают девчонок дурами?»
Я вдыхал затхлый запах гостиничного номера с видом на море,
оставшийся в твоих волосах, скрепленных шпилькой с портретом Джона Гринлифа Уитьера.
«Нет, — сказал я, — наоборот, это девчонки думают, что все мальчишки с приветом».
И потом мы вместе читали «Занесенных снегом»
И бегали как угорелые по чердаку,
так что с моих голубеньких туфель с портретом Джорджа Вашингтона,
Отца Нашей Нации, в нескольких местах аж обсыпался лак.
Мама ходила по комнате с расческой «Вальсы Штрауса» в волосах.
Мы чуточку отдышались и спустились вниз только для того,
чтоб попить чаю из чашек с портретом Германа Мелвилла
И еще с иллюстрациями к его книжке «Моби Дик» и к его новелле «Бенито Серено».
А потом пришел папа в своем галстуке с портретом Дика Трейси и сказал: «Молодежь,
а как насчет выпить?»
Я сказал: «Давай выйдем.»
И мы вышли на веранду и влезли на качели с портретом Авраама Линкольна.
Ты уселась на глаза, рот и бороду, а я сел ему на колени.
Во дворе через дорогу стоял снеговик, он держал помятую крышку от мусорного бака,

Еще от автора Дилан Томас
Детство, Рождество, Уэльс

Дилан Томас (1914 – 1953) – валлиец, при жизни завоевавший своим творчеством сначала Англию, а потом и весь мир. Мастерская отделка и уникальное звучание стиха сделали его одним из самых заметных поэтов двадцатого столетия, вызывающих споры и вносящих новую струю в литературу. Его назвали самым загадочным и необъяснимым поэтом. Поэтом для интеллектуалов. Его стихами бредили все великие второй половины двадцатого века.Детство Томаса прошло главным образом в Суонси, а также на ферме в Кармартеншире, принадлежавшей семье его матери.


Мышь и женщина

Дилан Томас (1914-1953) – валлиец, при жизни завоевавший своим творчеством сначала Англию, а потом и весь мир. Мастерская отделка и уникальное звучание стиха сделали его одним из самых заметных поэтов двадцатого столетия, вызывающих споры и вносящих новую струю в литературу. Его назвали самым загадочным и необъяснимым поэтом. Поэтом для интеллектуалов. Его стихами бредили все великие второй половины двадцатого века.Детство Томаса прошло главным образом в Суонси, а также на ферме в Кармартеншире, принадлежавшей семье его матери.


Враги

Дилан Томас (1914–1953) – валлиец, при жизни завоевавший своим творчеством сначала Англию, а потом и весь мир. Мастерская отделка и уникальное звучание стиха сделали его одним из самых заметных поэтов двадцатого столетия, вызывающих споры и вносящих новую струю в литературу. Его назвали самым загадочным и необъяснимым поэтом. Поэтом для интеллектуалов. Его стихами бредили все великие второй половины двадцатого века.Детство Томаса прошло главным образом в Суонси, а также на ферме в Кармартеншире, принадлежавшей семье его матери.


Преследователи

Дилан Томас (1914–1953) – валлиец, при жизни завоевавший своим творчеством сначала Англию, а потом и весь мир. Мастерская отделка и уникальное звучание стиха сделали его одним из самых заметных поэтов двадцатого столетия, вызывающих споры и вносящих новую струю в литературу. Его назвали самым загадочным и необъяснимым поэтом. Поэтом для интеллектуалов. Его стихами бредили все великие второй половины двадцатого века.Детство Томаса прошло главным образом в Суонси, а также на ферме в Кармартеншире, принадлежавшей семье его матери.


Портрет художника в щенячестве

Дилан Томас (1914–1953) – валлиец, при жизни завоевавший своим творчеством сначала Англию, а потом и весь мир. Мастерская отделка и уникальное звучание стиха сделали его одним из самых заметных поэтов двадцатого столетия, вызывающих споры и вносящих новую струю в литературу. Его назвали самым загадочным и необъяснимым поэтом. Поэтом для интеллектуалов. Его стихами бредили все великие второй половины двадцатого века.«Портрет художника в щенячестве» наиболее значительное произведение его прозы. Эту книгу можно назвать автобиографией, хотя и условно.


Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Поэты пушкинской поры

В книгу включены программные произведения лучших поэтов XIX века. Издание подготовлено доктором филологических наук, профессором, заслуженным деятелем науки РФ В.И. Коровиным. Книга поможет читателю лучше узнать и полюбить произведения, которым посвящен подробный комментарий и о которых рассказано во вступительной статье.Издание предназначено для школьников, учителей, студентов и преподавателей педагогических вузов.


Лирика 30-х годов

Во второй том серии «Русская советская лирика» вошли стихи, написанные русскими поэтами в период 1930–1940 гг.Предлагаемая читателю антология — по сути первое издание лирики 30-х годов XX века — несомненно, поможет опровергнуть скептические мнения о поэзии того периода. Включенные в том стихи — лишь небольшая часть творческого наследия поэтов довоенных лет.


100 стихотворений о любви

Что такое любовь? Какая она бывает? Бывает ли? Этот сборник стихотворений о любви предлагает свои ответы! Сто самых трогательных произведений, сто жемчужин творчества от великих поэтов всех времен и народов.


Серебряный век русской поэзии

На рубеже XIX и XX веков русская поэзия пережила новый подъем, который впоследствии был назван ее Серебряным веком. За три десятилетия (а столько времени ему отпустила история) появилось так много новых имен, было создано столько значительных произведений, изобретено такое множество поэтических приемов, что их вполне хватило бы на столетие. Это была эпоха творческой свободы и гениальных открытий. Блок, Брюсов, Ахматова, Мандельштам, Хлебников, Волошин, Маяковский, Есенин, Цветаева… Эти и другие поэты Серебряного века стали гордостью русской литературы и в то же время ее болью, потому что судьба большинства из них была трагичной, а произведения долгие годы замалчивались на родине.