Сюннёве Сульбаккен - [24]

На гранлиенский выгон редко кто захаживал, и вот время шло, а Сюннёве по-прежнему ничего не знала о Торбьорне. Неизвестность мучила ее, Ингрид все не появлялась, и Сюннёве стала догадываться, что стряслась какая-то беда. Теперь уж она не распевала так весело, собирая вечеров коров, как бывало раньше, и плохо спала по ночам, — ей очень недоставало Ингрид. Поэтому днем она чувствовала себя утомленной, и у нее все время было плохое настроение. Она хлопотала по хозяйству, скребла ведра и горшки, приготовляла сыр и доила коров, но делала все это с мрачным и унылым видом, без огонька, так что младший брат Торбьорна и другие ребята, которые пасли с ним скот, стали догадываться, что между Сюннёве и Торбьорном что-то есть, и это давало им обильную пищу для разговоров.

На восьмой день после того, как Ингрид позвали домой, под вечер, у Сюннёве было тяжелее на сердце, чем когда бы то ни было. Прошло так много времени, а о Торбьорне по-прежнему ни слуху ни духу. Сюннёве оставила работу и стала смотреть на родной хутор; это хоть немного заменяло ей общество друзей, а ей не хотелось быть сейчас одной. Она сидела так долго, что почувствовала усталость, положила голову на руку и тотчас же уснула; солнце сильно припекало, и сон ее был неспокойный. Ей снилось, что она находится в своей комнате на Сульбаккене, где она обычно спала. Она ощущала чудный аромат цветов, но это был не тот аромат, к которому она привыкла, — казалось, это пахли полевые цветы. Но как они могли попасть сюда? — подумала Сюннёве и выглянула из окна. Ах, вот оно что, в саду стоял Торбьорн и сажал полевые цветы.

— Милый, зачем ты это делаешь? — спросила она.

— Твои цветы все равно не будут расти! — сказал он и пошел с ними в глубину сада.

Сюннёве стало жаль цветов, и она попросила, чтобы он принес их ей.

— Что ж, с удовольствием, — сказал Торбьорн, собрал цветы и пошел к ней.

Но Сюннёве, очевидно, была уже не в своей комнатке наверху, потому что он сразу очутился возле нее. Вдруг в комнате появилась мать.

— Господи Иисусе! — воскликнула она. — Что здесь нужно этому скверному мальчишке из Гранлиена?

Она бросилась вперед и загородила Торбьорну дорогу. Но это его не остановило, и они вступили в борьбу.

— Мама, мама, он только хотел принести мне цветы! — умоляла Сюннёве и плакала.

— А мне все равно, что он хотел принести, — отвечала мать, не отступая ни на шаг. Сюннёве так испугалась, так испугалась, что даже не знала, кому желать победы, матери или Торбьорну; но ни один из них не должен погибнуть, это она знала наверняка.

— Осторожней, не наступите на мои цветы, — закричала Сюннёве, но какое там: мать и Торбьорн бились все с большим ожесточением, и чудесные цветы рассыпались по полу. Мать топтала их, Торбьорн тоже то и дело наступал на цветы. Но когда в пылу борьбы Торбьорн уронил цветы, он вдруг стал страшно безобразен: волосы у него выросли длинные-предлинные, лицо стало огромным, глаза злыми, а на руках выросли когти, и он вонзил их в мать.

— Мама, осторожней, разве ты не видишь, что это не он, осторожней! — закричала Сюннёве. Она хотела броситься на помощь матери, но ноги ее словно приросли к полу. Тут ее кто-то позвал, потом еще и еще раз. Вдруг Торбьорн исчез, исчезла и мать. Ее опять позвали:

— Я здесь, — крикнула Сюннёве и проснулась.

— Сюннёве!

— Я здесь, — снова откликнулась она и подняла голову.

— Где ты? — послышалось в ответ. «А, это мама», — подумала Сюннёве; она встала и пошла навстречу матери, которая поджидала ее, держа в одной руке корзинку, а другой закрывая глаза от солнца.

— Что же ты спишь на голой земле! — сказала мать.

— Я только прилегла немного отдохнуть, и не успела оглянуться, как заснула, — ответила Сюннёве.

— Нужно быть осторожней, дитя мое… В этой корзинке есть кое-что для тебя. Отец вчера уехал, и я напекла ему пирожков на дорогу.

Но Сюннёве почувствовала, что мать пришла не затем, чтобы принести ей поесть. Очевидно, сон ее был в руку. Карен, так звали мать Сюннёве, была невысокая худая женщина с белокурыми волосами и живыми голубыми глазами. Она редко улыбалась, когда говорила с незнакомыми людьми. С годами черты ее лица заострились, движения стали резкими, и она всегда была чем-то озабочена.

Сюннёве поблагодарила мать за вкусные вещи, которые та ей принесла, взяла корзину и стала рассматривать свертки.

— Подожди, подожди, — сказала мать. — Я вижу, ты еще не вымыла посуду из-под молока. Сначала надо было все привести в порядок, а потом ложиться спать.

— Мама, это только сегодня я не помыла.

— Ну ладно, давай я тебе помогу, раз уж я пришла сюда, — сказала Карен, подбирая подол платья. Надо все делать как следует и при мне и без меня.

Карен направилась к навесу, где стояли подойник и кринки. Сюннёве медленно пошла за ней.

Они тотчас же принялись за дело. Мать осмотрела маленькое хозяйство дочери и нашла, что Сюннёзе была неплохой хозяйкой. Она надавала ей множество полезных советов и помогла перемыть всю посуду. Так прошел час или два. Пока они работали, мать рассказывала Сюннёве о всяких домашних новостях, о том, как она была занята, когда собирала, отца в дорогу. Потом она спросила, не забывает ли Сюннёве помолиться богу перед сном, ибо, сказала она, «если ты об этом забудешь сегодня, то назавтра работа будет валиться у тебя из рук».