Сытый мир - [30]
Писал он всегда одно и то же.
«Дорогая тётя / дорогой дядя / дорогая бабушка Сердечно благодарю Вас за десять марок, которые Вы прислали мне на день рождения. Мы сейчас отдыхаем в гармишском кемпинге, погода хорошая. Я снова поймал форелль руками.
С большим приветом остаюсь ваш…»
Мальчик выписывал каждую букву. Почтовая бумага была нелинованная, поэтому к правому краю строчки сползали вниз. Он написал три письма, в которых было одно и то же, и дал матери на проверку. Она как раз выжимала на рыбу кусочек лимона.
— Ты написал «Ваш» с маленькой буквы! — сказала она, разорвала письма и дала ему новую бумагу.
Но какая она была при этом тихая! Нет, рыба своё отработала.
Мальчик склонился над откидным столиком и нарисовал новые буквы Мать села рядом с ним и принялась есть жареную рыбу.
Отец вернулся из своего горного похода.
— Он снова поймал рыбу! — сказала мать, и он ответил:
— Хорошо.
Потом посмотрел ему через плечо, как он пишет письма, и внезапно дёрнулся:
— Разве ты не знаешь, что «форель» пишется с одной «л»? — вскричал он, порвал два письма, сложенные вместе, а мать сказала:
— Надо же, а я и не заметила! Вот беда-то!
Продолжая писать, мальчик поглядывал на жующий рот своей мамы в котором исчезала рыба.
— Вкусно? — спросил он.
— Очень вкусно.
Отец рассказывал о своём горном походе.
Потом наступила ночь, и семья перебралась в вагончик чтобы лечь спать. Мальчик лежал без сна и прислушивался к дыханию матери А вдруг у неё начнутся судороги? Или другие симптомы отравления дохлой рыбой? А вдруг её увезут в больницу? Что тогда?
Но ничего такого не случилось. Дыхание матери оставалось спокойным и ровным.
На следующий день мальчик вырыл на острове пять новых ямок, испытывая радость и облегчение.
Ведь он любил своих родителей, как и полагалось.
ГЛАВА 6. ХАГЕНИРОД
в которой Хаген, временно незрячий, встречает Ирода и кое о чём с ним дискутирует
Какой-то человек с размытыми очертаниями поддерживает меня и плещет мне воду на лоб. Что же темень-то такая? Влажные носовые платки. Он осторожно стирает кровь с моей башки.
— Эй, что вы там делаете? — враждебно спрашиваю я. — Уж не собираетесь ли вы отвезти меня в больницу? В двуспальную кровать, а?
— Спокойно! Иначе у вас голова расколется надвое!
— Откуда вам это знать?
— Доверьтесь мне! Я знаю толк в таких вещах. Знаю, что такое головоломка в предпоследней стадии. Morbus tedescus.
— Наверняка вы хотите мне что-нибудь впарить!
Он смеётся, усаживает меня, прислонив к камню, и подкладывает мне под голову свою куртку, а сам садится на корточки напротив меня. Я мало чего вижу — всё плывёт перед глазами. Голос у него даже ниже, чем густой бас, а каменная плита, на которой я сижу у источника «Нептун», очень холодная.
Я не испытываю к своему собеседнику никакого доверия. Вокруг меня колеблется какая-то каша из зелёного света.
— Вам не надо меня бояться. У меня просто слабость к раненым. Честное слово!
— Кто вы такой? Я ничего не вижу!
Человек вздыхает и даёт мне сигарету. Я хватаю её дрожащими пальцами и жадно присасываюсь к ней. Вот сквозь беспросветную муть проступают деревья, да, и это творение с дубиной — Нептун, и зелёные звёздочки, подрагивающие между тёмными контурами предметов. Ночь на земле. Где же я занау новые прожекторы?
— Ночь, — говорит человек, — это когда солнце светит для других. Мягко выражаясь. Но это ничего не значит, в этом нет ничего такого трагичного, из-за чего можно было бы впасть в меланхолию.
А, ну, всё ясно. Умник вонючий. Я ухожу в глухую защиту.
— Послушайте, вы, странный самаритянин, я не хочу действовать вам на нервы и рассчитываю в этом на взаимность!
Зелёное постепенно начинает превращаться в молочно-серое — наверное, наступают утренние сумерки. Давно уже пора. В затылке ломит. Человек не уходит. Всё это никак не упокаивает. Господи, душу раба Твоего.
Хаген: Оставьте меня одного.
Человек: Я не хочу вас бросать.
X а г е н: К сожалению, я ничего не могу с этим поделать. Вы пользуетесь моим беспомощным состоянием. Чем могу служить?
Человек: Ваше состояние гораздо хуже, чем вы думаете.
Хаген: Так я и знал, что вы хотите мне что — то впарить, ну, давайте уже, действуйте, доставайте из штанов вашу карманную Библию!
Смех у этого мужчины на слух старческий. До Хагена доносится скрежет проезжающего где-то неподалёку трамвая. Должно быть, уже утро. Но какая серая темнота вокруг! И птицы все молчат. Ни одна птичка не щебечет. Что случилось? Всё это никак не упокаивает, Господи, душу раба Твоего.
Такая тишина вокруг. В голове ни малейшей мелодии.
Хаген: Какая тишина стоит!
Человек: Тишина в четыре покойника.
Хаген: Как вы сказали?
Человек: Шум измеряют в децибелах. Но должна же быть единица измерения и для тишины.
Хаген: Вот как?
Человек: Покойники. Один покойник — самая мелкая единица. А шкала простирается от одного до всех покойников.
Хаген: Ну-ну. Правильно. Мёртвая тишина. Именно так и говорят.
Человек: Только, пожалуйста, без ёрничанья. Если уж вам так хочется посмеяться, прикрывайте хотя бы рот рукой. Я люблю тишину, но я не экстремал. В настоящее время я занимаюсь поиском самого здорового среднего значения. Эти занятия отнимают у меня всё моё время.
«Я мечтал о том, чтобы вся Германия взлетела на воздух, а мы вдвоем лежали бы, заживо засыпанные еще теплой золой и обломками, дыша последними остатками кислорода, и я потратил бы последний вздох на длинный, длинный поцелуй».Не слишком обеспеченный, но талантливый писатель получает весьма категоричное приглашение навестить замок Верхней Баварии. Здесь в полном уединении живет Александр фон Брюккен – сказочно богатый наследник одной из семей, обеспечивших военную мощь Третьего Рейха. О чем собирается поведать миру этот одиозный старик? О крахе фашистской Германии? Или о своей страстной, непобедимой любви к Софи? Их положили в одну постель в бомбоубежище, когда ему было четырнадцать.
«Я путешествую… и внезапно просыпаюсь в предрассветной тишине, в незнакомом гостиничном номере, в бедной стране, где не знают моего языка, — и меня бьет дрожь… Лампа возле кровати не зажигается, электричества нет. Повстанцы взорвали мачты электролинии. В бедной стране, где не знают моего языка, идет маленькая война». Путешествуя по нищей стране вдали от дома, неназванный рассказчик «Лихорадки» становится свидетелем политических преследований, происходящих прямо за окном отеля. Оценивая жизнь в комфорте, с определенными привилегиями, он заявляет: «Я всегда говорю друзьям: мы должны радоваться тому, что живы.
Он встретил другую женщину. Брак разрушен. От него осталось только судебное дозволение общаться с детьми «в разумных пределах». И теперь он живет от воскресенья до воскресенья…
Василий Зубакин написал авантюрный роман о жизни ровесника ХХ века барона д’Астье – аристократа из высшего парижского света, поэта-декадента, наркомана, ловеласа, флотского офицера, героя-подпольщика, одного из руководителей Французского Сопротивления, а потом – участника глобальной борьбы за мир и даже лауреата международной Ленинской премии. «В его квартире висят портреты его предков; почти все они были министрами внутренних дел: кто у Наполеона, кто у Луи-Филиппа… Генерал де Голль назначил д’Астье министром внутренних дел.
А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...