Сыск во время чумы - [52]

Мортусы сгрудились у дверей своего барака, стоявшего в притык к валгангу. Почти все держали в руках крючья. Гарнизонный сержант, присматривавший за этой братией вместе с несколькими инвалидами в выгоревших зеленых мундирах, держался в стороне и поодаль – видать, растерялся. И то – в страшном сне не привидится бедняге-сержанту явление сверкающего галунами гвардейского капитан-поручика посреди чумного бастиона. Первая мысль – какую еще пакость припасло для него начальство?

Еще Архаров увидел щуплого рыжего парнишку, сидевшего наверху, вровень с крышей барака, на валганге бастиона. Парнишка был там без дегтярной робы, без колпака, скорее всего – выставлен для наблюдения за колонной, он повернулся вниз, чтобы поглядеть на нежданного и незванного гостя. И Архаров увидел, что на подбородке у него завелась такая же рыжая бороденка. Не на щеках, а именно внизу – на подбородке, и росла чуть врастопырку, а подравнивали ее не иначе, как топором.

Мортусы сместились и встали с определенным умыслом – между ними и Архаровым оказался один из дымных костров.

На колокольне Знаменской обители ударили в колокола. Хотя граф Орлов и возмущался нелепым обычаем лечить зачумленых звоном, однако запретить еще не успел, хотя и следовало бы: сейчас кто попало мог забраться на колокольню да и ударить в набат. А коли по уму – нужно бы те колокольни запереть, ключи же вручить приходским священникам со строжайшим приказом никому их не давать.

Установилось тяжелое молчание. Архаров ждал, ждали и мортусы – явно не понимая, чего странному гостю надобно. Дым стоял между ними – густой и вонючий.

Наконец среди мортусов произошло некоторое шевеление. Один вышел вперед – и Архаров услышал громкий голос, уже знакомый:

– Это по мою душу!

– Куда, смурячина?!

– Стычь!

Мортуса пытались удержать товарищи, но он обошел костер и встал перед Архаровым, без крюка и подбоченясь, как удалой молодец, затевающий чреватую хорошей дракой перебранку.

– Вас трое было, – сказал Архаров.

Мортус пожал под дегтярной робой широкими плечами: я-де за всех троих не ответчик.

– Товарищам передай – те, кого вы той ночью покрывали, вдругорядь приходили, и тут уж им удалось дворец поджечь, – продолжал Архаров. – Теперь одни головешки. Докторов едва вывести успели. Они чуму истреблять приехали, а их чуть живьем не пожгли – из-за вас.

– Не покрывали мы никого.

– Врешь.

И точно – мортус врал. Чересчур скоро была сказана отговорка. А такие вещи архаровское ухо за версту чуяло.

– Ну, вру – с нас, с негодяев, какой спрос? – дерзко отбрехнулся мортус.

– Я не с негодяями, я с тобой говорю.

– А я кто же?

Архаров задумался, вспоминая. И вспомнил.

– Федька ты, – сказал он голосом взрослого, который устал от буйного вранья трехлетнего младенца. – Думаешь, дегтярный колпак тебе вместо рожи?

– Нам, негодяям, другой не положено, – отвечал строптивый мортус.

– Сами вы себе эту блажь сочинили. Нашли за что прятаться. Так вот, Федька. Поджигатели грабить дворец пытались, были драки. Кто из раненых и обожженных до утра дожил – вон, с собой везем, в лечебницы. Ну…

Федька молчал, как если бы это его вовсе не касалось.

– Ну, товарищам кланяйся, Господь с тобой.

С тем Архаров развернулся и зашагал прочь, несколько недовольный своим поведением.

Нужно было бы крикнуть, топнуть, пригрозить – трое мортусов знали, кто крутился вокруг Головинского дворца, иначе не стали бы их покрывать. И по крайней мере дело с поджогом хоть как-то бы прояснилось.

В конце концов, есть и такое орудие дознания, как плети. Крикнуть Левушке, что торчал за земляной стеной, Левушка бы поднял тревогу – тут бы и повязать вруна.

Но как раз это было невозможно. Лживый негодяй честно пытался спасти Архарова от заразы. И сам вышел на разговор, никто его не гнал.

Стало быть, не совсем пропащий.

И коли он знает правду – эта правда однажды откроется.

Чутье на правду и на ложь у Архарова было отменное.

Архаров уходил с бастиона, мортусы смотрели ему в спину. Он не слышал, как к Федьке подошел Тимофей и сказал недовольно:

– Сдурел ты, право слово! Куда ты полез?..

– Ох, Федя, хрен те в горло, чтоб башка не качалась, – добавил Демка Костемаров.

И еще не видел Архаров, как к Федьке подошел самый крупный из мортусов.

– Какого хрена к тебе талыгай прихандыривал? – гнусаво спросил он.

– Кто его разберет, – отвечал Федька.

– Ты мне верши! – нехорошо пригрозил собеседник. – Нам тут подлипала не надобны, а коли заведется… мы люди-кривизна…

– Стрема, – вдруг сказал Демка и мотнул головой.

Мортусы разом повернулись.

Гарнизонный сержант с инвалидами, приставленный к ним скорее для наблюдения (об охране речи уже не было, к каждой фуре солдатов с ружьями не приставишь), сбились вместе и, очевидно, ожидали, что сейчас среди мортусов начнется побоище.

– Затеете дерматься, а он тут же шум подымет, – быстро встав между Федькой и его противником, продолжал Демка. – А за стеной – трущей с трущовками до черта… Вон Скес вершал…

– Скес! – крикнул здоровенный мортус. – Что трущи?

Рыжий парнишка, все еще сидевший на валганге – коли встать, земляная стена окажется по пояс, а сидя, превосходно можно видеть окрестности сквозь кусты, оставаясь незамеченным, выглянул. Увидел преображенцев, увидел и Левушку, гарцующего впереди.