Сыновья идут дальше - [10]

— Вот по-моему и выходит. Чую, кто ты есть такой. И одет ты почище наших, и говоришь с разбором. По виду — мастер. А мастера́ Евгения Петрова не спрашивали. Нету Евгения Петрова. Нет его теперь. И где искать — не скажу.

— Не, знаю, как ты понимаешь, Алексей Павлыч, а Петрова мне так, между прочим, повидать надо было.

— Или сродственник ему?

— Жене его родня дальняя, — отвечал Буров. — Куда же он делся?

— Я тебе вот что скажу, — Чебаков отложил опорок в сторону. — Жил здесь Евгений Петров до пятого году…

Теперь Буров внимательно поглядел на старика: «До пятого году…»

Эти слова были особым признаком, как бы сигналом для посвященных. Перед ним сидел бесхитростный, кажется, темный человек. Но так сказать мог только тот, кто запомнил это время и уж никогда не забудет его. Одним этим словом он как бы делит свою жизнь на две неравные части. Если бы сказал просто: «Лет семь, восемь тому назад», Буров и не прислушался бы. А такой признак до сих пор не обманывал его. Со стариком стоило поговорить. Что еще он знает о Петрове?

— И давно его нет?

— Давно. Вон в той комнате жил, где нынче столяр. Да жизни ему тут не было. Все мешал кому-то. Шагу просто ступить не давали. В поддувало тоже таскали. И не раз. Однако, видно, дознаться не могли.

— Куда это таскали?

— В поддувало, говорю. Ну, к жандармам. Ходили к нему люди, да уж немного. Не то чтобы, скажем, боялся, а петли для него всюду раскиданы были. Надо было остерегаться ему, так я понимаю. Разговоры тут у них долгие бывали.

— О чем разговоры?

— Я, брат, только самое простое знаю. А было у них всякое. Трудные слова. Вот помучился он таким манером четыре годика, да и взяли его. Раз только написал. Две книжки от него остались. Сам я не разбираю. Сын пробовал читать на слух. Ну, книжки не о простом. Я их и спалил от греха подальше. Понять — не понимаю, а зря отвечать — какая радость. Вот тебе и весь сказ о Евгении Петрове.

Да, это было все, что узнал Родион Буров в тот раз. Адрес оказался верным, но он слишком долго переходил из рук в руки и слишком поздно попал к Бурову. Теперь Евгения Петрова не найдешь здесь. Далекими были их встречи, но запомнился человек, которому можно было верить, очень нужный в сложные годы человек. И когда Буров, переезжая в Устьево, случайно набрел на след старого знакомого, он тотчас отправился разыскивать его.

Буров не надеялся найти здесь самого Петрова, Он искал людей, с которыми тот был связан. Но и это оказалось очень трудным.

Прошел месяц. Однажды вечером Буров встретил Чебакова. Со стариком шел низенький, наголо бритый человек с глубокими оспинами на лице. Они остановились на углу, и старик почему-то вполголоса сказал спутнику:

— Вот, сродственник будет Евгению Петрову, по жене родня. Ко мне заходил.

Разговор на улице, был незначащим. Буров узнал только, что низенького человека звали Дунин, что работал он там же, на Устьевском. Но на той же неделе Буров снова увидел этого человека в вагоне пригородного поезда. Они вместе сошли на вокзале в Петербурге, и сели в один трамвай, искоса поглядывали один на другого. Буров вылез на одну остановку раньше, чем надо было, зашел в одну лавку, в другую, во двор, послушал там шарманку. Потом он зашел в чайную и с час просидел в ней. Оказалось, что они старательно уходили друг от друга.

Потом, когда Буров и Дунин стали друзьями, они со смехом вспоминали об этой поездке. В тот день они встретились в редакции «Правды» и даже заметки привезли об одном и том же. Так она и появилась в газете с подписью «В. Н.» — это были последние буквы их фамилий.

Буров был немногословен. Дунин смеялся весело и заразительно.

— Ну, сродственник Евгения Петрова, расскажи, как петлял по улицам, чтоб уйти от меня? Неужели я на шпика похож?

— Но и ты петлял, Филипп. Иначе и нельзя было.

Но Чебаков только много лет спустя узнал, что Евгений Петров вовсе и не был роднёй Бурову, что иная причина сближала их, что дом, в котором прежде жил Евгений Петров, был одним из тех разбросанных по стране мест, где восстанавливались потерянные связи, где перед новыми боями люди, выращенные одной и той же партией, находили друзей. Старик Чебаков, сам о том не думая, помог такой встрече.

И еще много встреч было в этом доме. В пустой столярне собирались Буров, Дунин, их друзья. Другие дома все были на виду. Этот же оставался неприметным. Из окон виднелась дорога в обе стороны, и можно было уйти при первой опасности. Евгения Петрова давно не было в поселке, но так получилось, что комната, которую он когда-то занимал, где собирался его кружок, стала местом явки. Говорили Чебакову, что есть необходимость собраться у него, он не отказывался, без зова в столярню не входил, но по-прежнему старик понимал только самую простую правду — ту, о которой говорилось в тонкой книжке «Хитрая механика».

Шли годы первой мировой войны. Буров был новым человеком в поселке, Дунин — старожилом. После пятого года Дунина дважды высылали. Он работал в Сибири, в Архангельске, в Ревеле. Каждый раз он возвращался с большим для себя риском. Оба они — Буров — крупный, медлительный, на вид внушительный, Дунин — маленький, быстрый в движениях, — были приметны на заводе. Их многие знали в лицо. Знал даже начальник завода генерал Сербиянинов. Он помнил Дунина издавна — Сербиянинов много лет работал на Устьевском заводе.