Сын ведьмы - [137]

Добрыня глубоко вздохнул, снял свой чудесный шлем и облегченно тряхнул длинными слежавшимися волосами. Он был рад солнцу, рад, что сюда проникает сияние живого мира, ради которого он и забрался в такие неведомые дали, ради которого взял на себя столь тяжелую ношу, как противостояние с Темным. И он выстоял! Он по-прежнему еще жив! Думать, что не все еще завершено, сейчас не хотелось. Главное, что он не уступил и даже смог выставить свои условия.

Осознание этого придавало Добрыне таких сил, что и утомленность после боя отступила. Он вдыхал всей грудью, сила росла в нем, и, чувствуя это, он засмеялся громко и торжествующе. Эхо гор подхватило его смех, понесло среди туч, казалось, и сами они расступились, солнечный свет стал более ярким, в лицо пахнуло ветром. Ветер был ледяным, колючим, но и бодрящим. Добрыня ощущал его свежесть, как и жар в своей груди. Жар после холода – это приток сил, как уверяла ведьма. А столько сил, как сейчас, Добрыня еще никогда не ощущал. Даже когда боролся с Бессмертным. Тогда ему просто некогда было об этом думать. Нечто похожее на такую силу он чувствовал лишь однажды, когда они с Владимиром вошли в Киев и он понял, что свершилось невероятное – они поменяли власть на Руси. Теперь же он справился один. И Кощей был прав, уверяя, насколько он сам может быть непобедимым.

Теперь же… О, теперь Добрыне казалось, что он сейчас и взлететь сможет! Но это уж чересчур. Он просто сделал сильный рывок, прыгнул, пробежался по крутому голому склону высокой горы, опустился среди каменных завалов в узком проходе, оступился и засмеялся. Да, прыгать он может отменно, но все равно надо быть осторожным, а то и ноги сломать недолго. Все же, обладая колдовскими силами, он по-прежнему был не духом, а человеком.

На вершинах сдвинувшихся гор еще лежали пласты снега, но большая часть его осыпалась при встряске подземелий, завалив проход, и только самые большие обломки скал опасно выступали из его рыхлой белизны острыми зубами. Передвигаться тут, рискуя увязнуть в сугробе или поскользнуться на камне, было непросто. Добрыня снова прыгнул на скалу, перелетел через навалы камней, удержался на одном из них… и вдруг заметил на снегу следы. Тут недавно прошли люди… А еще он увидел разбросанные кости, отбитый череп, когтистую кисть, все еще сжимавшую заостренную палку. Выходит, что склон, где ранее вход в пещеру охраняло воинство неупокоенных, теперь, когда горы сдвинулись, провалился под землю, и всех их просто завалило, придавило горами, упрятало глубоко под землю, где им и надлежало быть. И вот же останки одного есть, и если Добрыня не ошибается, то лежат они в протоптанной в снегу колее, где, похоже, не так давно кто-то проходил. Неужели его спутники могли пройти тут, когда выбрались?

Мысль о своих отрезвила посадника, от недавнего победного ликования не осталось и следа. Как они? Как Забава, Сава и эти пленники, которых он освободил? Они были очень ослаблены, а тут, в горах, творилось такое! И как Малфрида? Жива ли она…

Мысль, что с матерью могла случиться непоправимая беда, пробудила в душе тревожную боль. И ярость на Кощея. Поэтому, когда где-то сбоку заскрежетало и зашевелилось одинокое полуистлевшее существо, Добрыня рассек его светлым кладенцом, почти не глядя. Ишь нежить, еще ворочается, трепыхается! Через время вновь один появился, тоже себе на погибель – голова с остатками волос так и отлетела, ударившись о скалу, упала, зарывшись в рыхлый подтаявший снег. И опять стало волнительно: как там его спутники и спасенные пленники? Смогли ли они пройти дальше или стоило бы вернуться да поискать их там, где раньше был вход в пещеру?

Добрыня замер, стал вслушиваться, пытаясь определить свою задачу неким внутренним чувством. Тихо-то как, тихо… Он вдруг почувствовал себя почти беспомощным, казалось, что вся его сила колдовская бесполезна, если не сможет помочь тем, кто дорог.

И именно в этот момент в дальнем конце ущелья он заметил поднявшуюся из снега фигуру. Она стояла не шевелясь, но даже на расстоянии Добрыня чувствовал ее взгляд. Человек? Добрыня прищурился, заслоняясь рукой от дувшего сквозь узкий проход ледяного ветра. Фигура стояла, словно ждала именно его. И Добрыня рассмотрел издали бледное лицо ожидавшего, темные провалы его глаз. Кромешник, разрази его гром!

Эти слуги Кощеевы не кидаются бездумно, как мертвецы, эти имеют часть души и могут соображать. Что же этот задумал, раз ждет его в конце прохода? Ну сейчас разберемся! А может, и разбираться не стоит. Враг – он всегда враг.

Добрыня в несколько прыжков миновал оставшийся проход, приблизился, уже и меч занес для удара… Но удержал руку, когда кромешник что-то поднял, показывая витязю.

Приземлившись неподалеку на скалистый выступ, Добрыня смотрел – и глазам своим не верил. В руке у кромешника был крест! Силы небесные, как такое возможно? Слуга Темного и… с крестом.

Правда, крест был не абы какой, просто две обструганные ветки, скрепленные под углом. Но все же это был знак, чтобы привлечь внимание Добрыни и удержать его. И теперь витязь с удивлением рассматривал кромешника. Даже узнавал: длинные каштановые волосы, ровный нос, бледное, но привлекательное лицо… Привлекательное, если бы не эти темные дыры глаз.