Сын вечности - [2]

– Вход только для небожителей.

– Так это мы, – отзывается Брайтон.

На несколько мгновений в карих глазах охранника вспыхивают галактики. Верный признак небожителя.

– Докажите.

Брайтон бессильно пялится на него, будто, если он как следует постарается, в его глазах тоже зажгутся звезды и кометы.

– Простите за беспокойство. – Я стаскиваю Брайтона с крыльца и смеюсь: – Ты что, думаешь, можно просто наврать, что у тебя есть сила? А глаза – твой поддельный паспорт?

Брайтон не слушает меня. Он смотрит на пожарный выход.

– Давай пролезем тайком и сделаем несколько эксклюзивных кадров.

– Что? Нет. Чувак, это же просто вечеринка. Кому она нужна?

– А вдруг там будет ритуал?

– Это не наше дело. Я туда не полезу.

Он снимает камеру со штатива.

– Ладно.

Я смотрю на телефон.

– До нашего дня рождения пятнадцать минут. Давай просто погуляем.

– Дай мне пять минут. – Брайтон пялится на крышу. – Это же такой офигенный материал.

Я сажусь на тротуар в обнимку с его штативом.

– Я тебе не начальник.

– Пять минут, – повторяет Брайтон и лезет по пожарной лестнице. – И не горбись!

Вообще-то не все мечтают о накачанных мышцах и красивой осанке. Кое-кто прячет свое тощее тело в огромных футболках и сутулится, потихоньку мечтая о дне, когда получится вжаться в самого себя и исчезнуть навсегда.

Инстаграм тянет меня к себе, так что я достаю телефон. Сначала я вижу в ленте своего любимого видеографа дикой природы. Она снимает фениксов – огненных птиц, способных возрождаться, – во всем их великолепии. Последним она выложила видео, где сверкающий буревестник влетает прямо в грозовую тучу, где-то в Бразилии. Я проматываю ленту и вижу качка, пресс которого я очень хорошо изучил за последние пару месяцев. Хотя я пытаюсь следовать его плану тренировок, я вообще не похож ни на него, ни на десяток других спортсменов, которых я фолловлю. Его мотивационные тексты сегодня меня не вдохновляют, поэтому я откладываю телефон и пытаюсь вернуться в реальный мир.

Вечеринка очень крутая.

Дети бегают по воздуху, взрослые жарят мясо на лучах света, бьющих из ладоней. Я надеюсь, что Николас Криквелл, первый парень, который мне по-настоящему нравился, тоже сегодня празднует. Мы сидели на лабораторных за одной партой, и он так любил химию, что в колледже планировал заняться алхимией и варить зелья. Он был симпатичный, очень приятный в общении и однажды меня офигенно удивил, когда дематериализовал сломанную дверцу шкафчика, чтобы я смог достать калькулятор для контрольной по алгебре. Я хранил его секрет от всех, особенно от Брайтона. И хотя Николас мне доверял, он говорил, что не готов к отношениям, так что мы просто дружили. Интересно, поменял бы он свое мнение, будь у меня кубики на животе?

На улице продают красивые серебряные бинокли. Я бы с удовольствием выкинул на них кучу денег, но ма первой мне напомнит, что учебники сами себя не купят. Особенно если учесть, что она до сих пор оплачивает безумные счета за экспериментальное лечение папы с использованием алхимических ритуалов крови. Ритуалы только ускорили течение рака крови – папа умер в марте. Он обожал звезды и очень ждал Венценосного мечтателя. Может быть, я в полной мере оценю красоту этого созвездия, когда стану старше и смогу позволить себе бинокль, а папа увидит его в следующей жизни, если кто верит в такие штуки.

Я слышу стук каблуков по асфальту, отворачиваюсь от шатра и вижу девушку лет двадцати. Лицо ее блестит от пота, как будто она бежала несколько кварталов. На ней плохо сидящий жакет без рукава, рука красная, будто сгорела на солнце, особенно по контрасту с бледным лицом. Так себе наряд для ночной пробежки. Над ней нависают двое: девчонка, которая бежит по воздуху в десяти футах от земли, и парень, которого несут потоки ветра, по дороге поднимая пыль и мусор.

Я вскакиваю, намереваясь уйти. Поворачиваюсь к пожарной лестнице, на которой где-то на уровне четвертого этажа висит Брайтон.

– Брайтон, спускайся!

Девушка спотыкается о тротуар и падает на землю. Надо перестать быть мудаком и помочь ей, но страх сильнее – я вжимаюсь в стену. Девушка встает, хватается за подборку шатра, которая загорается оранжевым светом. Белое пламя бежит по ее рукам, как будто их обмакнули в бензин и подожгли. У шатра нет шансов, и огонь быстро перекидывается на соседние. Вряд ли это улучшит общественное мнение о небожителях, которые и без того считаются опасными.

Кто-то хватает меня за плечо, и я тут же роняю штатив.

– Ты живой? – спрашивает Брайтон. Спустился он очень быстро.

– Пошли. – Я перевожу дух.

– Погоди-ка. – Брайтон хватается за камеру: драка его очаровала.

– Ты серьезно? – Я дергаю его за руку, но он отмахивается.

– Я должен это заснять.

– Да иди ты!

Для второго лучшего ученика в потоке Брайтон бывает невероятно глупым. Будь на его месте кто-то еще, я бы сразу свалил. Я не гожусь в герои, хотя мне нравилось себя таким воображать. Я слишком хочу жить, чтобы этой самой жизнью рисковать. Но Брайтон не может обойтись без кадров для своего сериала. Большинство небожителей оказались умнее и слиняли, чтобы на это не смотреть. Кое-кто исчез так быстро, что я глазом моргнуть не успел.