Сын Валленрода - [99]

Чертова слепота. Станислав то и дело спотыкался о корни деревьев или проваливался в ямки. Спустя четверть часа он скакал уже на одной ноге, как подстреленный журавль. На предложение соорудить для него носилки Станислав ответил отказом. Он же не раненый… Как-нибудь перенесет и эту слепоту, и боль в лодыжке. Поддерживающие его менялись каждые несколько минут. Повиснув на плече подхорунжего, подставившего ему рукав своего стеганого ватника, Станислав размышлял, кем мог быть этот паренек, назвавшийся Алеком. Принимал участие в Варшавском восстании. Видимо, варшавянин. Откуда же он здесь взялся? И как ему не надоест тянуть себе под нос одну и ту же заунывную песню про дождь, автоматы и каски, покрывающиеся ржавчиной. Напевает, кашляет, и снова напевает. Как раздражает этот кашель. Лучше бы полежал несколько дней в постели вместо того, чтобы болтаться по лесу. Иначе расхворается еще больше. Станислав сказал ему об этом. Алек ответил, что лечение ему совсем не помогает. Он начал кашлять еще накануне восстания, так и продолжает кашлять. Вот скоро война закончится, и он поедет в санаторий. А пока кругом немцы, сначала надо с ними расправиться, а потом уже с болезнью.

Станиславу стало его жалко. Идет война, все правильно… Она закончится даже раньше, чем он предполагает. Но временами болезни продвигаются вперед быстрее, чем армии. На его месте он не относился бы с таким пренебрежением к здоровью…

— Да, что там говорить… Как станет хуже, тогда и лягу.

Дождь прекратился, но повязка на глазах настолько намокла, что хоть выжимай. Станислав смахнул с лица стекающую с нее воду. По-прежнему его окружала темнота, и только ветер шумел над головой в листве деревьев. Вскоре он услышал, как партизаны обменялись паролем и отзывом, затем послышались усиленные эхом удары топора и лай собак. Потянуло аппетитным запахом жареного сала. Станиславу дали в дороге перекусить, но очень немного, и теперь он почувствовал, что голоден. Скрипнула какая-то дверь, его подхватили под руки, подняли вверх по ступенькам, и на него дохнуло тепло обжитого дома. Наконец ему разрешили снять повязку, он стоял в небольшой комнате, освещаемой только через прорезь в ставнях. Подхорунжий показал на железную кровать, застланную чистым бельем.

— Можете прилечь. Сейчас принесут ужин, — и вышел, заперев дверь на ключ.

Станислав снял куртку, стянул сапоги и как был, в одежде, бросился на кровать. Он был измотан и чувствовал себя одуревшим после марша с завязанными глазами. Боль в лодыжке все сильнее давала о себе знать. Он внимательно осмотрел комнату: маленький миниатюрный столик, один стул, умывальник, на стене оленьи рога, а под ними — образ Ченстоховской богоматери. Что это — камера или комната для гостей? В общем, грешно жаловаться, ночлег ему обеспечен.

Отряд Армии Крайовой. Что они с ним сделают? Он мало о них знал, борются с немцами, подчинены Лондонскому эмигрантскому правительству — вот, пожалуй, и все. Надо потребовать, чтобы они передали его в отряд Армии Людовой. В этом ему, наверное, не откажут.

Никак ему не везло на польской земле. Тогда, в памятном сентябре, на границе его обозвали шпионом и прогнали назад в Германию. Теперь его задержали и будут выяснять, кто он такой, аковцы. Польша. Насколько проще представлялась она ему тогда, когда он ломал палки в сражениях с горлопанами из гиглерюгенда. Никаких сомнений. Детская непосредственность. А сейчас… Из отверстия в ставнях блеснул красноватый луч заходящего солнца. За окном беспокойно шумел ветер в невидимых отсюда кронах деревьев. Станислав встал с постели и посмотрел через вырезанное в ставнях сердечко. Перед лесной сторожкой шагал часовой с автоматом за плечом. Решили, видимо, не спускать с него глаз.

Но вот принесли ужин: яичница на свином сале, кофе и хлеб. Не успел он еще прожевать последний кусок, как снова появился подхорунжий. Хмурый, сказал он, ждет его. Они прошли по коридору в более просторную комнату. У окна, закрытого шторой, стоял невысокий мужчина средних лет в офицерском мундире в звании майора. Он обратил внимание на его редкие волосы, морщины возле глаз и несколько сонный взгляд. Станислав доложил о своем прибытии:

— По вашему приказанию поручик Стах прибыл!

Командир изучающе посмотрел на него.

— О, я не знал, что вы офицер. Мне никто об этом не сказал. Где кончали офицерское училище?

Станислав ответил, что является офицером по особым поручениям и обязан сохранять в тайне место своей учебы. Майор нетерпеливо щелкнул, пальцами.

— Меня не интересуют подробности. Я только спрашиваю, в какой стране вам присвоили офицерское звание? Осмелюсь предположить, что не в Польше.

— Вы правы. Мне присвоили его там, откуда я прибыл.

— Ну, видите… Значит, в?..

— В Советском Союзе.

— Чем вы можете это подтвердить?

Станислав с неудовольствием вытянул губы.

— Вы, кажется, шутите, пан майор. Диплома я с собой не вожу.

Майор просверлил его насквозь своим пристальным взглядом.

— А жаль. Быть может пригодился бы. Пусть даже и фальшивый.

К чему он клонит? В чем сомневается? Что я не офицер? А разве это имеет какое-нибудь значение? Станислав спросил, не намерен ли майор понизить его в звании только потому, что он не кончил офицерскую школу в Польше. Если он подходит к данному вопросу, руководствуясь именно таким принципом, пусть, обращаясь к нему, называет его псевдоним. Он это как-нибудь переживет.