Сын Валленрода - [23]

Станислав сошел на полустанке, почти в чистом поле. Пахло мазутом и свежескошенным сеном. В липовой аллее густо роились пчелы. Их жужжание напоминало отдаленный гул фабричных цехов. Станислав часто бывал здесь и знал дорогу в лагерь. Проехал деревню и свернул на проселок, ведущий к лесу. Сквозь кроны деревьев просвечивали красные черепичные крыши харцерского лагеря. Вскоре он уже отворял скрипучую калитку деревянной ограды.

— Вы к коменданту? Не ходите туда.

Перед Станиславом стоял молодой человек его возраста в легкой блузе, с увесистой сумкой через плечо. Из сумки торчали аккуратно уложенные пучки трав. Альтенберга удивил его таинственный тон.

— Почему? Что случилось?

Незнакомец понизил голос почти до шепота:

— Не знаю. Там полиция.

Только сейчас Станислав заметил стоящие поодаль, за строением, два мотоцикла с колясками.

— Полиция? А что она тут делает?

— Не имею понятия. Вошли в дом и, кажется, переворачивают все вверх ногами.

Альтенберг направился к дому и осторожно заглянул в открытое окно. В спальне с железными койками он увидел четверых рослых шуцманов и растерянного коменданта лагеря. Стоя спиной к окну, полицейские с пристальным вниманием изучали развешанные по стенам тотемы из корней и деревянные поделки. Это были украшения, выполненные ребятами, и шуцманы сошли бы за посетителей выставки детского творчества, если бы не беспорядочно сдвинутые койки, разбросанные одеяла и вспоротый сенник, в котором один из них копался с подозрительным видом. Станислав отпрянул от окна и вернулся к калитке.

— А где Дукель? — спросил он человека с сумкой. Тот выпрямился и кивнул головой в сторону леса.

— На поляне вместе с детьми. Они ждут там, пока не закончится обыск.

Станислав отправился в указанном направлении. За ольховником раскинулась поляна. На ней сидела в кружок небольшая группа ребятишек лет семи-восьми, в зеленых мундирчиках. Дети швыряли еловые шишки в ямку, выкопанную в центре круга. Увидев приближающегося велосипедиста, они встревоженно зашептались. «Штатский… из гестапо», — услышал он взволнованный голосок. Но некоторые, узнав Альтенберга, успокоились. Дукель был озадачен его появлением.

— Сташек, что тут делаешь?

— Сначала скажи мне, что тут творится?

Дукель бросил многозначительный взгляд на детей.

Они были возбуждены, кое-кто напуган. Правда, старались не подавать виду, но было заметно, что не могут совладать с собой. Дукель сделал ему знак и отвел в сторону.

— Обыск, — сказал он. — На этих днях поступило распоряжение: никаких польских эмблем, никаких национальных вымпелов. Нагрянули с проверкой. Если что-либо обнаружат, закроют лагерь.

Станислав возмутился.

— Как это?! Мы же польские харцеры!

— Именно поэтому… Хотят нас запугать. Этих малышей и местное население. Не могут стерпеть, что не только поляки, но и немцы из окрестных деревень приходят на наши костры.

— А кто издал такое распоряжение?

— Обер-президент Вагнер. Скверно, — Дукель озабоченно потер лоб. — Тут дело даже не в вымпелах национальной расцветки… Это распоряжение открывает перед ними все двери. Полиция, гестапо… Могут входить теперь куда угодно. В любые помещения спортивных, молодежных, культурных и прочих польских организаций. Есть основания. Могут, когда им заблагорассудится, проверить, нет ли там орла или чего-либо подобного. Вот, как сейчас… — Он показал на строения лагеря, где происходил обыск. — Погоди, кажется, уже закончили.

Действительно, из-за ольшаника донесся треск мотоциклов. Поляна вдруг загудела, как пчелиный улей. Самые смелые вскочили и бросились со всех ног к опушке. Станислав побежал следом за ними. Спрятавшись среди деревьев, харцеры наблюдали за отъезжающими мотоциклами… Над проселком, по которому он сюда добирался, поползла туча пыли. Вдоль опушки пронесся боевой клич. Наиболее расхрабрившиеся мальчишки принялись даже швыряться комьями земли, но Дукель призвал их к порядку. Чтобы отвлечь внимание своих подопечных от неприятного визита, он запел:

Шагаем мы полем и лесом,

И с песней нам легче идти…[4]

Мальчишки дружно подхватили тоненькими голосами, как бы бросая вызов всем тем, кто отнимает у них право на свободный выбор родины. С песней они направились в лагерь. Навстречу им быстрым шагом приближался молодой человек, который предостерег Станислава у калитки лагеря. Он торопился сообщить, что полиция убралась. Был взволнован своей миссией и тем, что здесь произошло.

— Уехали. Злые как черти. Искали якобы бело-красные вымпелы и портреты маршала Рыдз-Смиглого.

— Ну, вымпелы они могли бы найти, — сказал Дукель. — А портретов действительно нет. Ах, вы не знакомы, — обратился он к Станиславу. — Это пан Хорак. Всегда приходит на наши костры. Живет здесь поблизости на даче. Ботаник. Собирает разные травы.

— Лекарственные, — уточнил Хорак.

— Я уговариваю его вступить в твою дружину. Все еще не решается. Сегодняшний визит этих господ с мотоциклами окончательно отобьет охоту.

Собиратель лекарственных трав возмущенно запротестовал:

— Почему? Я тоже поляк, и этот обыск для меня почти как личная обида. Он может послужить лишь стимулом…

Станислав горько усмехнулся: