Сын Солнца - [23]

Его приняли очень холодно, но имя Рамзеса позволило ему переступить порог и опросить ремесленников. Один из них, видимо собирающийся вскоре уходить в отставку, охотно предложил свою помощь, критикуя небрежность некоторых производителей, которые, тем не менее, получали поощрения из дворца. Проявив настойчивость, Амени добился адреса мастерской в северном квартале, за старинной крепостной стеной из белого камня.

Писец обошел стороной слишком людные и оживленные набережные и пересек квартал Анк-тауи, «жизнь обеих земель»[5]. Пройдя вдоль одной из казарм, он углубился в густонаселенное предместье, где большие особняки соседствовали с маленькими двухэтажными зданиями и хижинами ремесленников. Он несколько раз терялся, но благодаря любезности хозяек домов, которые болтали, подметая улочки, наконец, нашел мастерскую, в которой рассчитывал побывать. Как бы ни была велика усталость, Амени исследовал бы весь Мемфис, ведь он был уверен, что отгадка находится в источнике изготовления чернильных брусков.

На пороге его встретил лохматый человек лет сорока, вооруженный палкой.

— Приветствую тебя. Могу ли я войти?

— Это запрещено.

— Я личный помощник царского писца.

— Иди своей дорогой, малыш.

— Этот царский писец — Рамзес, сын Сети.

— Мастерская закрыта.

— Тем более мне нужно ее проинспектировать.

— У меня приказ никого не пускать.

— Прояви сговорчивость, и тебе удастся избежать официальной жалобы.

— Пошел вон.

Амени пожалел в эту минуту о хилости своего телосложения. Рамзесу, например, ничего бы не стоило поднять этого грубияна и бросить в канал. Ну что ж, если у него нет силы, он прибегнет к хитрости.

Распрощавшись с охранником, он притворился, что уходит, сам же, воспользовавшись переносной лестницей, вскарабкался на крышу дома, соседнего с мастерской. Когда настала ночь, он пролез внутрь через маленькое и круглое чердачное окошко. Подсвечивая себе лампой, которую нашел на одной из полок, он обследовал запасы брусков. Первый ряд принес разочарование: все они были великолепного качества. Но во втором, на котором стояла пометка контроля «высший сорт», обнаружились аномалии: уменьшенный размер, нечеткий цвет, недобор в весе. Проверив бруски на письме, Амени убедился, что обнаружил центр изготовления негодной продукции.

Не помня себя от радости, писец не заметил, как сзади к нему подкрался охранник. Он, оглушив его ударом палки, перебросил безжизненное тело через плечо и отнес на окрестную свалку, где скапливались отходы. Рано утром их сжигали.

Любопытный больше никогда не заговорит!

Глава 14

Держа за руку свою еще толком не проснувшуюся маленькую дочку, мусорщик медленным шагом двигался по спящим улицам северного квартала Мемфиса. Еще до наступления рассвета он должен был поджечь свалки, расположенные между группами домов; ежедневное сожжение мусора и отбросов было хорошим способом очистки города и позволяло соблюдать правила гигиены, предписанные канцелярией. Работа была однообразной, но платили за нее довольно хорошо; к тому же, она давала свободным гражданам ощущение собственной полезности.

Мусорщик знал две самые нечистоплотные семьи квартала. После сделанного предупреждения он не обнаружил никакого улучшения и был поставлен перед необходимостью оштрафовать их. Ворча на лень, присущую всему роду человеческому, он подобрал тряпичную куклу, которую уронила дочь. Когда он закончит свою работу, он накормит своего ребенка сытным завтраком, и они поспят в тени тамариска, в саду вблизи храма богини Нут.

К счастью, свалка была не слишком большой. Мусорщик поджег ее факелом в нескольких местах, так чтобы все сгорело побыстрее.

— Папа… Я хочу ту большую куклу.

— Что ты говоришь?

— Большую куклу, вон там.

Девочка показала на нечто, напоминавшее человеческую фигуру. Из отбросов торчала чья-то рука. Дым почти скрывал ее.

— Я хочу куклу, папа.

Любопытство победило. Мусорщик, рискуя обжечь ноги, взобрался на свалку.

Рука… Рука юноши! Он осторожно высвободил неподвижное тело. На затылке засохла кровь.

Во время обратного путешествия Рамзес не видел отца. В бортовом журнале он не пропустил ни малейшей детали, и его текст должен был войти в царские хроники, повествующие о достижениях шестого года правления Сети.

Сын Фараона сошел с экипажем и участвовал в маневрах. Он научился завязывать узлы, натягивать паруса и даже управлять судном. И, главное, он освоился с ветром. Разве не говорили, как таинственен бог Амон, которого никто никогда не видел? Он обнаруживал свое присутствие, лишь надувая паруса кораблей, чтобы привести их в тихую гавань. Невидимое проявлялось, оставаясь невидимым.

Капитан корабля принял игру. Раз уж Сын Фараона забывал о своем положении и отказывался от привилегий, он возложило на него все тяжелые обязанности, составляющие жизнь моряков. Рамзес безропотно мыл палубу и садился на скамью гребцов с твердым намерением работать на совесть. Чтобы плыть на север, нужно было хорошо знать подводные течения и иметь храбрый экипаж. Чувствовать, как корабль скользит по воде, быть в гармонии с ним и увеличивать скорость — это было огромным удовольствием.

Возвращение экспедиции дало повод новому большому празднику. На набережных главного порта Мемфиса, носящего имя «Счастливый путь», собралась огромная толпа. Как только путешественники ступили на землю египетскую, им на шею надели венки из цветов, в руки дали кубки с прохладным свежим пивом, в их честь пели и плясали, прославляя и храбрость моряков, и милость реки, которая их несла.