Сын Сэма. История самого опасного серийного убийцы Америки - [7]

– Простите, нам пора, – процедил сквозь зубы Натан.

Они наспех попрощались со всеми и ушли. Тем вечером дома разгорелся гигантский скандал. Перл настаивала на том, что нужно было выяснить, в чем было дело, а Натан хотел немедленно наказать ребенка.

– Больше мы не поведем его в общину, – сказал наконец Натан. – Все и так шепчутся, что он усыновленный.

Перл еще что-то говорила, но Натан уже включил телевизор и уселся на диван, всем своим видом демонстрируя, что разговор окончен. Дэвид, все это время сидевший в углу, подождал еще какое-то время, а потом все же решился подойти к отцу и спросить:

– А что значит «усыновленный»? Это болезнь?

* * *

Психиатрическая больница округа Кингс,1978 г.

– Что ты почувствовал, когда нашел эти бумаги? – спросил психиатр Дэвид Абрахамсон, когда Дэвид закончил рассказ о своей семье. Сидящий напротив него Дэвид Берковиц выглядел безобидным толстяком-неудачником. Сколько бы психиатр ни работал, его каждый раз завораживал тот момент, когда пациенты рассказывали о своем детстве, моментально превращаясь из взрослых, иногда даже убеленных сединами людей в дошкольников.

– Я почувствовал себя чужим. Знаете, все встало на свои места. Я всегда чувствовал себя чужим и лишним, всегда не понимал родителей. Когда нужно было идти в синагогу, мог заплакать, потому что чувствовал, что не имею полного права там находиться. Не поймите меня неправильно, я не виню в этом родителей, они очень меня любили, но как бы то ни было, это все равно любовь к чужому ребенку, понимаете, о чем я?

– Я не обвиняю, – пожал плечами психиатр, с интересом наблюдая за мимикой и жестами пациента. Дэвид явно получал удовольствие от беседы. Так могут вести себя только те, кому не хочется что-то забывать. Любой человек, которому предлагают вспомнить неприятный период жизни, начинает чувствовать дискомфорт.

– Они меня любили! У меня было счастливое детство!

Дэвид начал убеждать врача, сидящего перед ним, в очевидных вещах. Берковиц попал в любимую ловушку доктора Абрахамсона. Дэвид, несомненно, понимал, зачем ему нужны эти беседы. У него были свои мотивы и интересы. Психиатрическая больница закрытого типа – это особое место. Основным ее профилем всегда была судебно-психиатрическая экспертиза преступников. Врачи здесь должны были не только слушать пациентов, наблюдать за ними и оказывать соответствующее лечение, в первую очередь они должны были отсортировать то, что говорили им пациенты. Для любого психолога важно понимать, что за человек пришел к ним на прием и каким он хочет казаться, но в случае с судебной экспертизой каждое сказанное слово могло навсегда изменить жизнь человека. Каждый пациент означал для врача новую шахматную партию, в которой самым главным было заставить пациента забыть о том, с кем он играет. Разговор с психиатром – это всегда разговор с самим собой. Задача врача в данном случае была заставить человека не врать самому себе. Сейчас Дэвид, как кажется, забыл о том, где находится, и говорил искренне.

Узнав об усыновлении, он почувствовал себя фальшивым. Сначала разозлился, а потом стал обладателем постоянно растущего чувства вины, которую ничем нельзя загладить. Такая вина сначала заставляет человека лебезить и заискивать с благодетелем, а затем приводит к обратному, человек начинает стремиться к саморазрушению.

Дэвид Абрахамсон

В годы Второй мировой войны психоаналитик Рене Шпиц заметил, что дети, которые с рождения были отделены от матери и долгое время пребывали в государственном учреждении, чаще других умирают. Такие дети казались более слабыми, недостаточно физически и психически развитыми, в них как будто отсутствовала воля к жизни. Они с рождения не чувствовали себя нужными, жили в состоянии постоянного дефицита зрительного и тактильного контакта с одним человеком. Впоследствии, если такие дети выживали, они хуже развивались, учились, имели серьезные проблемы с социализацией и построением личных отношений. Этот феномен получил название госпитализма и стал активно изучаться психиатрами, в том числе и по той простой причине, что организовать наблюдение за детьми в доме малютки или интернате было не так уж сложно, а недостатка в таких детях после Второй мировой в государственных учреждениях не было.

Впоследствии выяснилось, что развитие госпитального синдрома стартует в момент рождения. Появляясь на свет, ребенок переживает сильнейший стресс и дезориентацию. Инстинкт самосохранения заставляет его безгранично и абсолютно полюбить человека, от которого зависит его жизнь, то есть свою мать. Уже намного позже выяснилось, что критически важными здесь становятся первые минуты жизни. Дети, которые по каким-то причинам не могли провести первые минуты жизни с матерью, впоследствии демонстрировали признаки госпитализма, даже несмотря на то что в дальнейшем воспитывались собственной матерью. При этом дети, которые в первые месяцы своей жизни воспитывались в семье, часто не демонстрировали признаков госпитализма, даже если большую часть жизни проводили в приюте.

Дэвид Берковиц оказался в числе тех несчастливцев, от кого отказались еще до рождения. Его родная мать не захотела даже увидеть своего ребенка, опасаясь того, что привяжется к нему. Первые несколько дней жизни он провел в больнице, не имея возможности учиться узнавать лица, привязываться к людям. Это оказало на него сильное влияние, но еще фатальнее оказалась новость об усыновлении, которая обесценила все годы общения с родителями, все праздники и объятия. Он стал осознавать и постепенно укрепляться в мысли о том, что он ненастоящий, фальшивый, усыновленный ребенок, которому не суждено стать любимым, нужным, а главное, настоящим человеком.