Сын Ра - [83]

Не успели мы приехать в Кемерово и разместиться в гостинице возле вокзала, как у Рафаэля Мазитова сразу же возникли проблемы с местной «братвой» — бритоголовые ребята явно криминального вида требовали, чтобы он немедленно заплатил «дань» в кузбасский «общак» за концерт на подотчетной им территории. Скупой до безобразия Мазитов, естественно, не собирался никому ничего платить, а тут же позвонил в Казань, и уже к вечеру этого дня в Кемерово ближайшим рейсом прилетела бригада рослых, здоровенных татар, которые быстро и без серьезных потерь разрешили эту неожиданно возникшую проблему, довольно грамотно «разрулив» ситуацию с местной «мафией».

Пообедав в ресторане гостиницы, мы в полном составе отправились во Дворец спорта, где с 16.00 должна была начаться настройка аппаратуры и генеральный «прогон». Во Дворце спорта, неожиданно для себя, мы застали весьма неприглядную картину — Миша Муромов уже успел где-то «нажраться» и во всю свою столичную дурь куражился на этой презренной «провинциальной» сцене. Он пел, вернее ревел пьяным дурным голосом, очевидно, «разогреваясь», надоевшие до рвоты всем землянам и ему, прежде всего, «Яблоки на снегу», только подставляя под набившие оскомину слова своего музыкального «шедевра» отборную матерщину и пошлятину:

   «Еб ее на снегу,

   Розовую на белом.

   Что же мне с нею делать,

   Еб….й на снегу?

   Ты ей еще поможешь,

   Я больше не могу.

   Ты ей еще заправишь,

   Я ж больше не смогу!»

Таким «веселым» Муромова я еще никогда не видел. Справедливости ради, надо заметить, что Миша в то время редко позволял себе подобный эпатаж, практически не злоупотребляя алкоголем. Это сейчас он — окончательно спившийся старик, который влачит в Москве жалкое, «полубомжатское» существование, кое — как коротая свой бестолковый, никчемный век. А тогда, в 1988 году, Муромов — любимчик Фортуны и женщин, которые каждый раз на его концертах в истерике гонялись за ним по стадиону, желая прикоснуться любой частью тела к этому новоявленному Божеству. Уже в 1989 году звезда «пленительного счастья» Муромова окончательно закатилась — впрочем, также неожиданно, как и взошла.

В лихие 90 — е Миша неожиданно для всех поклонников решил повторить свой «феноменальный» эстрадно — коммерческий успех, устроив в 1993 году в Барнауле нечто, отдаленно напоминающее современный ночной клуб; но, как известно, «нельзя в одну реку войти дважды». Он через Колю Грибуцкого арендовал зал ДК Меланжевого комбината, установил прямо в зале на месте сидений для зрителей столики с каким — то второсортным «кормом» (опять же, как всегда, его подвел московский «жлобизм» — дескать, все сожрут эти сибирские свиньи) и «всего» за 3 тыс. рублей пригласил на свой концерт бритоголовых парней в «малиновых пиджаках» — по — видимому, рассчитывая таким образом найти алтайских «лохов» — потенциальных спонсоров для своего «нетленного» творчества.

Ну что же, банкет у Михаила Муромова, надо признаться, «удался на славу» в тот памятный вечер — банкет всем на «радость» и всем на очень большое «удивление»! Как всегда, перебрав перед концертом с алкоголем, Муромов выполз на сцену, пьяный в «дрова». Петь ему, понятно, совершенно не хотелось, а вместо этого он для начала обрыгал всю сцену этого старейшего и уважаемого в городе Дворца культуры. После этой потрясающей «утробной феерии», испытывая, по — видимому, определенное чувство вины перед «слегка» огорошенной публикой, Миша, все — таки, решил исправить свою роковую ошибку и вернуть залу вконец испорченный аппетит, а себе — утраченное в один миг уважение зрителей. Он, по — свойски, взгромоздился на краю сцены, свесив ноги в грязных ботинках прямо в зал, и начал проникновенно беседовать с «малиновыми пиджаками», что называется «за жизнь», а когда те стали шумно протестовать против автобиографических откровений Муромова, он с пьяной обидой принялся щедро «угощать» их «факами», всем без разбора в зале показывая средний палец. Тут уж у всякого терпение лопнет, а тем более у «братков»! Разъяренные «братки» стащили Мишаню со сцены и уже собирались было поколотить его, как следует, но подоспевшая охрана клуба вовремя успела, все — таки, вырвать из хищных лап толпы бренное тело «живого классика» — автора бессмертного произведения «Яблоки на снегу» — как говорится, «нетленки» нашего времени!

По мере протрезвления у Муромова начало катастрофически портиться настроение, и он «зазвездил» на этот раз больше обычного. Подошедшего к нему с подносом пожилого усатого кларнетиста из «Фристайла», внешне очень похожего на Преснякова — старшего (тоже кларнетиста, кстати), он ударил ногой по подносу — в результате, алкогольный коктейль, предназначенный для «мегазвезды», целиком опрокинулся на концертный костюм пожилого музыканта. Молча утеревшись рукавом своего недорогого поношенного пиджака, кларнетист только грустно покачал головой на эту беспардонную выходку «великого» певца и, совершенно униженный, удалился со сцены.

Завидев нас в зале, Мишаня вдруг голосом, не терпящим возражений, безапелляционно заявил, что не будет играть в одном концерте с такими «гондурасами», как мы. Рафаэль Мазитов, естественно, пошел навстречу пожеланиям «мегазвезды». Так, в одночасье была решена судьба «Конвоя» — мы безнадежно «пролетели, как фанера», мимо нашего первого, а затем и второго гастрольного дня. Ну что же, руки у меня теперь были полностью «развязаны» (играть то, наверняка, больше не придется) и, позвонив Леше Юпитову, я в тот же день «пустился во все тяжкие» вместе со своими верными добрыми друзьями — однополчанами.