Сын Портоса - [3]

Возница, уже державший книгу в руках, начал читать:

— Мэтр Либиниу, нотариус из Нанта…

— Отлично! — заметил Кондор с довольной ухмылкой. — Люди мантии, так же как и люди шпаги, состоят на службе у короля. Держу пари, что вы будете только рады возможности пожертвовать сотню пистолей на доспехи для моих героев. Кроме того, в качестве памятного подарка о нашей счастливой встрече, я без колебаний приму часы, которые высовываются из вашего кармана. Мои недавно украли в Париже — в приемной генерального контролера. Господин Кольбер,[4] увы, принимает у себя весьма пеструю компанию, о чем я имел удовольствие откровенно ему сказать.

Бросив шляпу на дорогу, он закричал:

— Мой дорогой нотариус, поручаю вам следить за кассой. Подходите, господа, и расплачивайтесь!

— Симон Прьер, судовой поставщик из Пембефа, — продолжал возница.

— Сто пистолей. Я не собираюсь оскорблять уважаемого торговца, оценивая его ниже рыцаря пера. К этой сумме, почтенный Прьер, соблаговолите добавить пару серебряных пряжек, столь ярко сверкающих на ваших башмаках. Мой благородный отец, Иларион де Корбюфф, всегда мечтал увидеть на ногах своего дорого мальчика такие пряжки, а желание отца — закон для сына.

— Ив Геринек и Пьер Трогофф, торговцы сардинами из Круазика…

— Пятьдесят пистолей с каждого — улов рыбы в этом сезоне был очень богатым. Кроме того, не забудьте о паре серег, которые вы носите и которые я преподнесу своим сестрам. Надеюсь, господа не принудят меня снимать их самому; у меня тяжелая рука, и боюсь, что прихвачу вместе с этими безделушками по кусочку ушей. — Говоря, он поигрывал кинжалом на поясе.

Оба торговца и корабельный поставщик поспешили последовать примеру нотариуса, бормоча при этом всевозможные проклятья, покуда достойный возница продолжал:

— Землевладелец Жоэль из Локмариа…

— Землевладелец? Где он? — осведомился грабитель, склонившись в седле.

— Это я, — отозвался юноша в бретонском костюме.

Как уже говорилось, Жоэль был весьма многообещающим молодым человеком. Гибкий и сильный, он, казалось, являл собой Геркулеса или Самсона в юности. И все же его лицо еще не выдавало будущего атлета, способного задушить гидру или унести на себе городские ворота.[5] Пышные локоны обрамляли красивые и правильные черты, в мягком взгляде серых глаз, словно в книге, читались искренность и честность, с губ, над которыми были едва заметны подрастающие усы, такие же светлые, как и волосы, не сходила мальчишеская улыбка, то веселая, то задумчивая.

Во время предшествующей сцены Жоэль стоял, прислонившись к одному из колес, неподвижный, но полный внимания, — карета, разумеется, остановилась, согласно приказу разбойника.

— Клянусь гордыней Люцифера! — воскликнул последний, окинув юношу взглядом. — У этого молодого петушка изрядные шпоры! Если он решит пополнить собой численность моего отряда, то я, черт побери, сделаю его своим адъютантом! Что вы скажете на это, приятель? Вы что, не поняли меня? — добавил он, так как Жоэль хранил молчание.

— Отлично понял.

— И вы согласны?

— Нет, потому что не имею желания кончить дни на виселице.

— У молодого человека есть чувство юмора, — проворчал Корбюфф, кусая усы, — а у меня слабость к веселым парням. Так что даю вам пять минут на то, чтобы принять решение…

— Какое именно? — спокойно осведомился его собеседник.

— Поступить ко мне на службу или уплатить компенсацию за потерю рекрута, столь сильного телом и бодрого духом. Ну, есть у тебя кто-нибудь еще? — обратился он к вознице.

— Да, мадемуазель Аврора дю Трамбле.

— О Боже, очевидно, какая-нибудь престарелая вдова! Должно быть, она весьма почтенного возраста, если принадлежит к семейству, некогда снабдившему Бастилию комендантом.[6] И где же эта почтенная дама?

— Вы говорите обо мне? — послышался нежный мелодичный голос.

Открыв дверцу кареты, женщина спрыгнула на песчаную обочину дороги.

На вид ей было не больше двадцати лет. Ее сильная гибкая фигура сделала бы честь самому роскошному придворному наряду, но сейчас она носила скромное дорожное платье.

Пышные темно-каштановые волосы напоминали корону, в которой поблескивали золотые блики. Взгляд темных блестящих глаз, казалось, проникал в самое сердце, а пленительная улыбка никого не могла оставить равнодушным. Спокойным шагом, не проявляя ни страха, ни слабости, она подошла к шляпе Корбюффа, почти доверху заполненной взносами ее товарищей по путешествию.

— Вот, сударь, деньги, которых вы ожидаете, — холодно промолвила она.

— Прошу прощения, мадемуазель, — приосанившись, заговорил Кондор, — но если бы я увидел вас, то без сомнения пропустил бы впереди этих господ. Хороши бы мы были, черт побери, если б не предоставляли соответствующие привилегии женскому полу, высокому званию и красоте!

Молодая девушка протянула руку и бросила в шляпу кошелек.

— Я отдаю вам половину денег, которые везу в город; другая половина принадлежит не мне, а двум сиротам, ради которых я и отправилась в это путешествие с целью вести тяжбу с родственниками и приобрести благосклонность судей. Хочу надеяться, что вы не окажетесь более алчными, чем первые, и более враждебными, чем вторые. — Все это было сказано с достоинством, даже с некоторой надменностью.