Сын - [6]

Теперь я приступаю к описанию тех событий, которые, собственно, и явились развязкой этой чудовищной истории. Седьмого июня, как пишет граф, Метаморфоза вступила в решающую стадию. К тому времени Сын с Отцом уже не могли общаться так, как это делают люди. Существо, которое ещё недавно было четырнадцатилетним мальчиком, уже утратило органы речи, по крайней мере, то, что приобрело оно взамен не могло служить для образования членораздельных звуков. Теперь общение происходило на уровне куда более высоком – уровне мысли. Что рассказывало это существо своему отцу о прошлом и будущем, какие тайны мироздания оно поведало, того не узнает никто, ибо печать молчания лежит на моих устах, а дневник Чёрчстона предан огню, и вернуть его нельзя. Что же касается превращения, внешне Артур начал походить на ту мерзкую тварь, которая была изображена на страницах книги. Семья (ибо так Артур велел отцу называть их чудовищную пару) обращалась к Книге всё чаще, и понемногу Чёрчстон даже начал понимать, о чём говорят её страницы, но знаний его всё равно было недостаточно. Он всё равно не знал наверняка, каков же будет результат – казалось, граф уже смирился с участью быть принесённым в жертву этому отродью, но тогда он ещё не знал, Кому именно он отдаст свою жизнь. Тому, имя которого не называемо, чьё имя было, есть и будет, тому, чья воля способна разрушить вселенную, тому, кто жаждет власти над всем, что существовало, существует и будет существовать. Отец породил существо, являющееся бесконечностью и хаосом, любящее никого, кроме себя, и теперь он должен был стать небытием, чтобы Сын мог жить. Но знал ли Чёрчстон, как должна быть принесена эта жертва? Могу утверждать, что до седьмого июня это было ему не известно. Разумеется, его пугали слова сына о том, что он должен умереть, при этом даже не оставив душу для следующего перерождения (а то, что он верил сыну, как минимум, в этом, не вызывает сомнений), но он понятия не имел как должен потерять он эту душу. Правда оказалась страшнее любых самых смелых предположений. Их последний разговор оказался решающим, причём исход этого разговора оказал влияние на всю историю человечества, не смотря даже на тот факт, что в полной мере оценить то, что сделал для них граф Чёрчстон, люди не смогут никогда.

Итак, седьмого числа отец почувствовал, как сын зовёт его. Он уже немного привык к новому облику своего отпрыска, по крайней мере, уже не было того отвращения, которое он неминуемо испытывал, когда передавал тому пищу, поэтому занавесь была откинута. Сын заговорил первый:

– Отец, хорошо, что моя внешность больше не пугает тебя. Это очень важно. Сегодня великий день, мы почти пришли к цели, твоя миссия подходит к концу, в то время как моя только начинается. От тебя теперь требуется совсем небольшое усилие, прежде чем ты сможешь отдохнуть, и я уверяю тебя, что это будет самый спокойный сон, ибо за ним не последует пробуждения. Я думаю, что теперь ты теперь понимаешь то, что происходит и насколько это важно для грядущих времён, поэтому я ещё раз спрашиваю, готов ли ты принести себя в жертву? Найдёшь ли ты в себе силы, чтобы не отступить в последний момент, что уничтожит все наши труды, и что станет причиной моей гибели? Сможешь ли ты доказать то, чему меня всегда учил: что готов отдать свою жизнь для того, чтобы я мог существовать? Ещё один шаг, и пути назад не будет. После того, как ты дашь мне согласие, мы не сможем остановиться. Я не прошу пойти тебя на жертву ради того, что придёт на землю благодаря мне, но ради меня – твоего сына. Ещё раз спрашиваю тебя: готов ли ты?

Никогда граф не смог понять было ли его решение актом чистой воли. С одной стороны, сын дал ему полную свободу выбора, однако слова Артура, казалось, не давали ему права на отказ, к тому же сама речь Сына обладала каким-то гипнотическим эффектом, одновременно подавляя волю и усыпляя сознание. Всё очень напоминало хорошо продуманный и поставленный спектакль, единственной целью которого было не дать Чёрчстону отказаться от продолжения Метаморфозы… Но эта мысль пришла в голову графу уже позднее, когда всё было уже кончено, тогда же он дрожащим, не своим голосом еле-еле пробормотал:

– Нет, я не откажусь…

– Очень хорошо, что ты не сомневаешься. Запомни свои слова.

Сказано это было столь холодным и расчётливым тоном (конечно под "тоном" граф разумел нечто другое, чем просто интонации, ибо при разговоре с помощью мысли подобные категории, перестают существовать), что Чёрчстон невольно поддался сомнениям. От прежней решительности, а смею заверить вас, решительность была, не осталось и следа. Нет, он не перестал сомневаться в реальности происходящего, как сделал бы человек с менее крепкими нервами, он не испугался внезапно за свою жизнь, за что его никто не мог бы осудить. Со всем этим он уже давно смирился: он стал свидетелем чудовищной метаморфозы, и многие события, о которых упоминать здесь не время и не место, не позволяли считать её галлюцинацией; он уже был готов встретить смерть, которая, так или иначе, освободила бы его из того кошмара, в который он помимо своей воли, но, что парадоксально, именно по своей воле был втянут. Но эти слова, а точнее, то, как эти слова были переданы в мозг Чёрчстона, заставили его задать себе вопрос, который, было ли это оттого, что он находился под влиянием Артура, или существовали некие иные причины, за время превращения ни разу не приходил ему в голову: а была ли оправдана эта жертва? Тем временем сын продолжал: