Я мало что могу рассказать о себе. Память отказывается служить мне: лишь неясные вспышки проносятся в мозгу, но они почти не оставляют следа, исчезая подобно росчеркам падающих звёзд в ночном небе. Иногда мне удаётся на какое-то время удержать тот или иной образ, я даже могу давать названия явлениям и событиям. Порой, спутанные и бессвязные воспоминания начинают сплетаться в некое подобие стройной картины, но мгновения спустя я уже не решусь утверждать, что эта шарада в чём-то может быть близка истине. Я едва могу припомнить, как оказался в этом странном месте, заполненном необычными звуками и неясными ароматами. Иногда мне кажется, что пребывание здесь связано с созерцанием какого-то зрелища, но что это за видение понять не удаётся, и, быть может, это к лучшему, ибо я опасаюсь, что картина, представшая моему взору, не предназначалась для глаз смертного. Хотя иногда я склонен видеть причину своего нынешнего положения в мрачных томах тайных манускриптов, тех что хранились в моей библиотеке, и что я по много раз перечитывал, запершись в одинокой унылой башне на краю обрыва, омываемого яростными морскими волнами. И я не могу описать обряд, сотворённый в белёсых лучах полной луны, но и он мог привести меня сюда. Или же не было ни обряда, ни книг, ни картины – и всё это – следствие безумия, овладевшего мной и ввергнувшего рассудок в пучины мрака?! Я не знаю ответа.
Как долго я нахожусь здесь? Время потеряло смысл и стёрлось в моём сознании. Минуты или годы минули с тех пор, как небытие мягко вытолкнуло меня из своей утробы?.. Тьма не желает рассеиваться, хотя я помню, что так было не всегда, и когда там, в прошлой жизни, глаза привыкали к мраку, мне удавалось рассмотреть очертания предметов. Поначалу я пытался найти логическое объяснение этой черноте. Спокойнее всего было считать, что она – порождение безлунной ночи. И я начал надеяться, что ночь сменится утром, и солнечные лучи рассеют мглу. Но рассвет так и не пришёл. Значило ли это, что я нахожусь в помещении, где нет окон, и дневной свет попросту не проникает в темницу? Верно, некий мучитель заключил меня в подземелье и, насмехаясь, следит за мной через потаенное оконце, следит за моими наивными попытками разобраться в своём печальном положении!
Мне вспомнилось, что когда-то я читал о зловещих развлечениях, которыми тешили себя в старину выжившие из ума обладатели несметных сокровищ. Многие из их жертв проводили в безрадостном существовании годы, пока их, одичавших и лишённых рассудка, не освобождали на потеху толпы безжалостные палачи. Если рассуждать здраво, нечто подобное могло произойти со мной. Осознав вероятность данной гипотезы, я не стал кричать, пытаясь стенаниями и мольбами вызвать жалость у прильнувших к слуховым отверстиям злодеев – конечно же, именно этого они от меня ожидали – чем громче я стану взывать о помощи, тем большим будет их удовольствие от изысканной пытки, которой они меня подвергают. Вместо этого (о да, я осознавал, что многие из населявших эту келью до меня – те, кто старались сохранить самообладание и не сойти с ума от отчаяния – поступали точно также) я принял решение составить некое представление о помещении, ставшем моей тюрьмой. В этом не могло быть пользы, ибо, наверное, авторы чудовищного опыта сделали всё возможное, чтобы заключённые получали как можно меньше знаний об окружающем мире. Я не мог надеяться обнаружить потайные приспособления, с помощью которых за мной наблюдают – они должны были непременно позаботиться об этом; вряд ли следовало пытаться обнаружить способ выбраться из подземного склепа, если только предположение о злом умысле тех, кто удерживает меня здесь, не есть плод воспалённого сознания. Быть может, все мои чувства, ощущения, восприятие действительности – всего лишь адское наваждение, бредовые галлюцинации привязанного к постели безумца!
Я с ужасом пытался представить, какая участь была мне уготована, но вскоре бездействие стало казаться ещё большим мучением, чем любые пытки, что могли измыслить для меня незримые палачи. Я поднялся на ноги и прикоснулся к стене. Судя по всему, она была сделана из массивных каменных глыб: лишь вытянув руки я смог коснуться кончиками пальцев краёв одной из них. Для этого мне пришлось прильнуть телом к холодной шероховатой поверхности, отчего я испытал внезапный приступ отвращения. Мне вдруг показалось, что рыхлые наросты, то здесь, то там покрывавшие камень – должно быть, селитра – плотоядно прилепились к коже и даже попытались удержать меня, когда я в панике отпрянул от стены. Минуту спустя, я уже был уверен, что странное явление следует отнести к крайне взвинченному состоянию нервной системы, вполне объяснимому, если учесть сложившуюся ситуацию. Тем не менее, впредь я старался, по возможности, всячески избегать длительного контакта с подозрительной субстанцией. В полной мере воплотить этот план в жизнь мне не удалось, ибо я твёрдо решил узнать о своём узилище всё, что было в моих силах. Превозмогая омерзение, я начал продвигаться вдоль стены, пытаясь грубо измерить её длину. По камню сочилась какая-то склизкая жидкость, и я с великим трудом смог заставить себя поверить, что это вода.
