Сын Олонга - [27]

На изгородь, придерживаясь за кол, вскочил старик и, размахивая шляпой, крикнул: Езжай!..

Топнулись лавиной кони. Толпа, сшибаясь, толкаясь, в гвалте, шуме, в зуботычинах рванулась за конскими хвостами. Взлохмаченный старик, открывший бега, размахивая шляпой, бежал орущим впереди.

— Петька, лупи по брюху!..

— Лу-у-пи!..

Когда кони уже неслись по долине, из лесу с горки выскочил на чубарой опоздавший Итко.

Рассыпались по лугу взъерошенные кони. Наездники судорожно цеплялись одной рукой за гриву, другой лупили своих лошадей по брюху, а чужих, пытавшихся объехать, по морде. Итко бросил поводья и, пригнувшись в седле, кричал чубарой во весь голос то по-птичьи, то по-звериному.

Чубарая пружинилась и беркутом летела вперед. Позади порывистые лошадиные гривы да хлопанье камчи, а впереди на горке махал человек красным манящим флагом. Чувствует Итко, как в правую ногу тычется морда догоняющей лошади:

— Айда, айда, пошел!..

Гнедко Устин голос знал, прыжком махнул и головой поравнялся с чубарой.

Свистнул пронзительно по-птичьи Итко, махнул камчой, рванулась чубарая и вылетела вперед за флажок. За ним с развевающимися по ветру волосами Устя. Взмыленные, одна за другой, вскакивали лошади на пригорок, останавливаясь у флажка. Они тяжело хрипели, вздрагивая всеми ребрами. Наездники, молча отдуваясь, вытирали рукавами разведенную в поту грязь, летевшую во время бега из-под копыт в лицо. Обратно поехали шагом, но с половины, не выдержав, обгоняя друг друга, с таким же азартом бросились вскачь.

Лошади с дымящимися боками перед трибуной хрипели, роняя с губ белую, похожую на сметану, слюну. Человек с флажком, отмечавший скакавших лошадей, заявил:

— Первым приехал этот алтаец. — Он указал на Итко.

Зашумели в толпе, а зычнее всех, прячась в толпе, выкрикивал Парфен:

— Не давай ему, он с половины дорога из-за кустов, вынырнул, — а сам думает: «На обоих ездил, не обогнать Гнедку чубарой!..»

На трибуне поговорили, поспорили и потом заявили:

— Приз — плуг Сакка—полагается Парфену Корыбаеву.

Выдача приза происходила у школы; там же выставка по сельскому хозяйству. Старуха-алтайка, привязав к изгороди пугливо озирающуюся лошадь, заглядывала со всех сторон в гудевший трактор и всех спрашивала:

— Покажи, где огонь горит.

Тракторист отрицательно качал головой, она сердито повторяла:

— Дым есть, огонь тоже есть.

Итко тоже пошел в школу. Ему больше всего нравились яркие краски красно-зеленых кружков, квадратиков, столбиков в диаграммах.

За школой, на опушке соснового бора — толпа. Там песни и пляски. Итко привязал чубарую к сосне, закурил трубку. Весело смотреть, как пляшут: много бы трубок выкурил, да закричали что-то на сосне. Оборвалась песня, рассыпалась пляска. Чубарая на задних ногах взвилась у сосны, аркан оборвала. Поймал Итко кобылицу, снова подъехал. Все сидят, слушают и смотрят на сосну в черную с красным нутром воронку.

Спросил Итко:

— Кто говорит?

— Сам Калинин с Москвы крестьянам бает.

— Якши, Калинин мой хорошо знает, — ответил Итко, — Кызыл Ойрот писал: якши Москва…

Кончилось радио. Разошелся народ, подъехал Итко к сосне, где черная воронка прицеплена, встал на седло и по сучкам белкой залез. Приставил ухо к воронке, — не слышно ничего, только ветер в вершинах шелестит. Отколупнул от воронки красно-черной коры, к огниву в сумочку положил. Спускаться начал, сучок сломил, загудела на разные голоса натянутая проволока. Понравилось. Долго сидел, подергивая за проволоку. Гудела проволока, пел Итко свои песни лесные. В воронку заглядывал, ждал, когда оттуда запоет, а воронка молчала.

— Зачем, Калинин, не говоришь? Мой слушать хочет.

Вместо ответа крикнула подъехавшая верхом Устя:

— И-и-тко-о-о!..

Испугался Итко, подстреленной белкой, цепляясь за ветви, прыгнул в седло. Летит по лугу, а Устя за ним. Проскакали километры, отстал от чубарой Гнедко. У речки осадил Итко кобылицу.

Устя кричит:

— Зачем на коне от меня шибко бежал?

— Твой конь плуг взял, пусть мою чубарую догонит.

Скалит Итко зубы. Смеялись вместе. Повернули круто лошадь. Устя дернула поводья, крикнула:

— Айда!

В бешеной скачке по лугу, через деревню к школе, опять обогнала чубарая Гнедко. Устя, подъезжая вплотную к Итко, потрепала чубарую по шее:

— Твоя, Итко, лошадь лучше!.. Привязывай коней, пойдем кино смотреть!..

Не понял Итко, чего смотреть, но послушно привязал рядом с гнедой чубарую.

Отворила Устя дверь, шагнул Итко через порог и прижался к косяку. Весь вечер он испуганно смотрел на белую стену, где в полосах синего света рождались, бегающие люди, высились, похожие на скалы, многоэтажные дома города. Итко исподлобья, сурком из норы, тянулся вперед, оборачивался на полосы света, наваливался грудью на стоящих впереди, а когда показался на экране верховой, Итко, расталкивая, бросился вперед и на весь зал закричал:

— Человек конем едет!

В заме раскатисто захохотали. После сеанса Устя с Флегонтом выкатили с выставки плуг. Итко подъехал к крыльцу на чубарой. Плуг ему взвалили на седло. Держит поперек седла плуг Итко. Устю спрашивает:

— Куда вести надо?..

— Домой к себе в урочище вези!

— Зачем домой?!

— Вези, хлеб сей, мы тебе дарим…