Сын Олонга - [11]
За красной, степью, в ущельях, край земли то сходится то расходится с краем неба, и шаман, выжидаючи, напружинился и сделал прыжок через костер. Завизжал парень, которому он вскочил на ногу.
Шаман песней радостно рассказывал, что ему удалось благополучно проскочить через опасное место, где земля сходится с небом: тут лежат кучи костей раздавленных шаманов и их лошадей. По земной трубе спускается шаман к обиталищу Эрлика.
На острове жидкой глины, омываемом девятью реками из человеческих слез, стоит железный дворец Эрлика. Он населен рабами — человеческими душами; через реки протянуты мосты из одного конского волоса, и всякий беглец срывается в воду, и течение снова прибивает его к владениям Эрлика. На заре красного вечера пьет легочную кровь Эрлик, ездит на чудовищном быке со змеей, вместо плетки, в руках.
Шаман, вытянувшись на носках, осторожно балансируя, плывет по аилу. Не оборвались девять волосков! За мостами встречаются девять мохнатых, вертлявых дочерей Эрлика. Они зовут шамана, хватают за руки. Он, отбиваясь, закружился в вихре; развеваются полы священной одежды, навешанные жгуты, поясные ленточки; от быстрого кружения пламя пригнулось и, когда шаман закружился вблизи, костер потух.
Никто в аиле не шевельнулся, точно не было людей, и когда за аилом залаяла собака, все сидящие воображали, что на шамана набрасываются сторожевые псы Эрлика. Отбившись звоном колокольчиков и бубном от собак, замолк шаман, но скалы, лес собачьим эхом откликнулись заунывной дикой песне. Слуги Эрлика били Чодона, не пуская его во дворец; простонал протяжно Чодон, отбиваясь от них. Эрлик подул бурей на шамана, и тот, опрокидывая седла, сумы, выскочил из аила; но тихонько стуча, униженно просясь, с ласкающими словами он на животе полз в аил. Грозно встречал его Эрлик.
— Птицы пернатые сюда не залетают, когтистые звери не заходят, как же ты, черный вонючий жук, попал сюда?!
— Я Чодон, друг богов Хана-Алтая, из сеока Мундас. Отец мой известный тебе кам[28] Таганай…
Черпает Чодон из бочек дуплянок арачки, подносит и плещет на берестяную куколку Эрлика, висящую за костром на веревочке. Эрлик, пьянея, добреет. Просит шаман благополучие стадам, роду аила Олонга и здоровье сыну Кайралу.
Говорит Чодон старой Тохтыш:
— Будет Кайрал долго жить, скота водить и зверя лесного бить!..
Колченогая старуха раздула костер. Заговорили, точно проснувшиеся от сна, люди.
Чодон протирал пьяные, мутные от араки — алтайского самогона — глаза и на вопрос: «Хорошо ли спутешествовал?» отвечал: «Хорошо».
Ему помогли стащить шубу, а рубашку, выжимая от пота, крутили двое.
Женщины разливали из дуплянок в чашки араку для угощения гостей. Чадил костер, дымились трубки, и тяжелый запах араки, смешанный с испариной, вился в аиле.
При запахе арачки все оживились. После двух круговых чашек, утомленные от камлания, захмелели, запели песни.
Вдруг, заглушая пьяные песни, пронзительно закричала Тохтыш над Кайралом. Бросились гости к задохнувшемуся в чадном дыму больному ребенку… Мать, держа трупик, завыла. Колченогая старуха схватила сверток бараньих шкурок и вытащила на улицу задыхающегося в плаче второго сына Тохтыш — Иткодена.
ГЛАВА V
ЗОЛОТАЯ ДОБЫЧА
Три лета кочевала Тохтыш без мужа.
Месяцы кочевники считают по порошам, по ветрам, по жеребке кобыл, по бурундучьему свисту, по реву марала. В кандычном месяце откочевала обратно Тохтыш в Чулышманские нагорья. У горных ключей поставила аил. Цвели травы, жирели бараны. Сочно доились коровы. Лоснились сверкающим волосом кони. В прозрачном воздухе за сотни верст синели снежные горы.
Привольно скоту, легко дышится человеку свежей прелью медовых цветений.
Летом в каждом аиле должна капать горячая арака. На дымок аила заезжают гости. Тохтыш подбрасывала на огонь смолевых дров, ставила треножник для казана. В казан наливала молока, крышку примазывала глиной, смешанной с лошадиным пометом, курила дымок. Капает горячая арачка.
Проснется Итко, заревет, должен гость взглянуть и похвалить сына. Иногда гость брал ковшик арачки, садился на кошму и, макая мизинец в водку, совал ребенку в рот. Тот забирал глубоко палец, тянул, хлопал губами, а гость, смачивая грязный палец, снова капал ему араку.
— Хорош сын, гулять хорошо будет, зверя бить и скота водить!..
Пьянея от капель, засыпал Итко. Гость напивался, просыпался, опохмелялся и, распахнув полы, летел в ближайшее урочище попить, погулять, послушать новостей.
Мужчины лето гуляют, жены работают.
Тохтыш каждое утро и вечер седлала лошадь и ехала в луг доить кобылиц и коров. Итко садился в привязанную к седлу сумку и, когда рысью бежала лошадь, шлепался ртом в потную шерсть лошади.
В непосильной, тягостной работе со скотом проходило лето. В конце августа начинали дуть в нагорьях ветры, по утрам выпадал иней и снег.
С хиусом — ветром севера — снимались в горах кочевники и уходили в долины на зимовки. На ледяных утренних зорях вспоминала Тохтыш о муже. Но плакала недолго, плач переходил в песню:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.