Сын - [7]
Пер Воллан пересек улицу, подошел к входной двери и нажал на звонок, бросив взгляд на камеру наблюдения. В двери что-то зажужжало, и он вошел внутрь. За былые заслуги ему предоставили комнату в пансионе на две недели. И это случилось уже месяц назад.
– Здравствуй, Пер, – сказала молодая кареглазая женщина, спустившаяся вниз, чтобы отпереть ему решетку перед лестницей. Кто-то испортил замок так, что открыть его снаружи не представлялось возможным. – Вообще-то, кафе уже закрылось, но если ты поторопишься, то еще успеешь пообедать.
– Спасибо, Марта, я не голоден.
– Выглядишь усталым.
– Шел пешком от Гостюрьмы.
– Да? А что, автобуса не было?
Она начала подниматься по лестнице, а Пер потащился следом.
– Мне надо было подумать, – сказал он.
– Кстати, тебя тут спрашивали.
Пер застыл на месте.
– Кто?
– Не поинтересовалась. Наверное, полиция.
– Почему ты так решила?
– Им очень не терпелось тебя увидеть, и мне показалось, что дело касается кого-то из известных тебе заключенных.
«Ну вот, они уже пришли», – сказал себе Пер.
– Ты веришь во что-нибудь, Марта?
Она повернулась к нему и улыбнулась, и Пер подумал, что какой-нибудь молодой мужчина запросто смог бы не на шутку влюбиться в эту улыбку.
– Например, в Бога или Иисуса? – спросила Марта, проскользнула в дверь и оказалась внутри приемной с окном в одной из стенок.
– Например, в судьбу. В случайность или в космический умысел.
– Я верю в призрак Сумасшедшей Греты, – пробормотала Марта, роясь в бумагах.
– Призраки – это не…
– Ингер утверждает, что слышала вчера детский плач.
– Ингер очень впечатлительна, Марта.
Она высунула голову в окошко:
– Нам надо поговорить еще об одном деле, Пер…
Он вздохнул:
– Знаю. Все комнаты заняты и…
– Ремонт после пожара затягивается, и у нас до сих пор больше сорока постояльцев живут в двухместных комнатах. Так долго продолжаться не может. Они грабят друг друга, а потом дерутся. Кто-то из них наверняка воткнет нож в соседа, это вопрос времени.
– Хорошо. Я недолго пробуду здесь.
Марта склонила голову набок и задумчиво посмотрела на него:
– Почему она не хочет позволить тебе хотя бы ночевать в доме? Сколько лет вы женаты? Сорок?
– Тридцать восемь. Это ее дом, и все… сложно.
Пер устало улыбнулся, повернулся и пошел по коридору. Из-за двух дверей доносилась музыка. Амфетамин. Сегодня понедельник, офисы Социальной службы открылись после выходных, и повсюду что-то затевалось. Он отпер дверь. Задрипанная крохотная комнатка, где было место только для одной кровати и платяного шкафа, стоила шесть тысяч в месяц. За эти деньги можно снять целую квартиру в пригороде Осло.
Пер уселся на кровать и уставился в пыльное окно. Шум уличного движения навевал сон. Сквозь тонкие занавески просвечивало солнце. На подоконнике муха боролась за жизнь. Скоро ей предстоит умереть. Такова жизнь. Не смерть, а жизнь. Смерть – ничто. Сколько лет назад он это понял? Все остальное, все, что он проповедовал, люди выдумали ради того, чтобы защититься от страха смерти. И ничего из всего, что он знал, не имело сейчас никакого значения. Ведь то, что мы, люди, знаем, ничего не значит по сравнению с тем, во что мы должны верить, чтобы подавить страх и боль. Значит, он вернулся. Он верил во всепрощающего Бога и загробную жизнь. И сейчас он верил в это больше, чем когда-либо.
Он достал из-под газеты блокнот и начал писать.
Написать Перу Воллану требовалось не много. Несколько предложений на листочке бумаги, вот и все. Он зачеркнул свое имя на использованном конверте из-под письма от адвоката Альмы, в котором тот излагал их мнение по поводу того, на что Пер может претендовать. Естественно, не на многое.
Тюремный священник посмотрел на себя в зеркало, поправил воротничок, вынул из шкафа длинный пыльник и вышел.
Марты в приемной не было. Ингер взяла у него конверт и обещала передать по назначению.
Солнце успело опуститься ниже, день начал движение к концу. Пер Воллан шел по парку, краем глаза отмечая, что все исполняют свои роли без заметных ошибок. Никто не поднимался слишком быстро со скамейки, когда он проходил мимо. Ни одна машина не съехала осторожно с краешка тротуара, когда он передумал и пошел к реке, в сторону улицы Саннергата. Но они были там. За окном, в котором отражался мирный летний вечер; в равнодушном взгляде прохожего; в холоде от тени, что наползала на восточную сторону домов, прогоняя солнце и отвоевывая у него территорию. И Пер Воллан подумал, что то же самое было и в его жизни: вечная бессмысленная борьба с переменным успехом между светом и тьмой, борьба, в которой никогда не будет победителя. Или будет? Ведь каждый день тьма наступает все больше.
