Сын леса - [15]
На обратном пути он еле отыскал рюкзак с грибами. Потом сбился с тропы и спускался напрямую по крутому склону, ободравшись в зарослях барбариса. Даже возле избушки все валилось из рук: навязчиво стояла перед глазами женщина.
Алик помнил ее глаза, чуть вздернутый нос, тонкий аккуратный рот, розовую мочку, острый сосок на груди и не мог представить всю. Да что там всю — даже ее лицо.
Засолив кое-как помятые грибы, он упал на нары — хотел утром отправиться туда же и все выяснить. Стрелок опасен, когда ты о нем не знаешь. Когда знаешь, что он есть, его можно обмануть… «Но почему меня опять заметили? Поджидают, что ли? А если за мной следят!?» — вслух сказал он. «Черт?! — осенила догадка.
— Не может ведь снайпер в безлюдном месте с утра до вечера сидеть на посту».
Но если они видят его постоянно? Если всегда знают, куда он пошел… Тогда все просто… Тогда наблюдают за ним с Башни.
Утром Алик решил запутать снайпера, дав круг, обойти его и появиться неожиданно за его спиной возле самой Башни. На этот раз в рюкзаке вместо выварки был спальный мешок, бинокль и продукты.
Он остановился на левом берегу Байсаурки в чуть заболоченном лесочке напротив пади Аурулы, в которой так и не побывал весной. Когда-то здесь была долгая стоянка туристов: чернело сложенное из камней кострище, груда ржавых банок лежала среди камней. Где-то в этом месте был вход в скрытую от глаз падь, увиденную весной с вершины хребта.
Наверно, он бы и не нашел его, если бы не причудливая осыпь, запомнившаяся весной. Осыпь эта была двух цветов: серые и коричневые полосы сыпучего камня спускались за лесом почти к воде.
Алик бросил на туристской стоянке свой рюкзак и стал подниматься вверх.
Вскоре он увидел прерывистые стежки тропы, которой не пользовались много лет.
Она завела в непролазный кустарник, исчезла там. Воды в пади не было, но осталось поросшее мягким мхом старое русло ручья.
Вот снова появилась чуть приметная тропа. Алик продрался через чащобу и остановился ошеломленный. Оскалив желтые клыки, прямо под ногами у него лежал мертвый волк. Его голова была неестественно задрана к спине, отчего мощная шея выгибалась, как колено. На сером боку зверя темнела огромная черная куча медвежьих экскрементов.
Алик присел на корточки, потянул волка за ухо. Еще не застывшая голова легко откинулась к окровавленной спине. У зверя был переломлен позвоночник.
Чикиндист обследовал местность вокруг побоища, наткнулся на медвежьи следы в старом русле. Похоже, что медведь бежал здесь во всю прыть, и сорванный когтями мох висел на кустах. Алик долго шнырял среди бурелома и кустарника, пока не нашел наполовину съеденную тушу марала. Потревоженный рой зеленых жирных мух и обленившееся воронье поднялись над ней.
Теперь все стало понятно: медведь задрал марала, припрятал мясо, а волчишка повадился ходить к чужой добыче. Разъяренный медведь подстерег волка, свернул ему шею и в сердцах испражнился на вора: пусть все знают, чье мясо лежит.
Мелькнула у Алика подленькая мыслишка — ободрать волка. За полторы сотни можно не побрезговать постирать шкуру. Да только стыдно стало: в медвежьих глазах он бросал тень на весь человеческий род. Конечно, скорей всего, медведь и думать-то не умеет, все равно стало стыдно от житейской корысти.
На желтой хвое под ветвями раскидистой ели Алик прожил двое суток, все откладывая дело, ради которого пришел сюда. Место было удивительное. В падь спускались горные бараны, по-местному — теки, и маралы, а царил в ней лохматый медведь: он азартно раскапывал сурчиные норы, обсасывал с кустов одрябшую кислицу.
Алик просидел бы на скале и еще сутки, хотя иссмолил последний окурок, но с юга потянуло холодом и сыростью. Тяжелые облака вылезли из-за хребта, пришлось возвращаться домой. На полпути его прихватил ливень.
Почти не переставая, дождь моросил неделю. Чикиндист валялся в теплой избушке. Все реже вспоминалась ему странная женщина у озера. «Было ли?» — снова спрашивал он себя и чувствовал, как разливается в груди томительное тепло несбывшихся снов.
Зима началась рано: в начале октября выпал снег на северных склонах и уже не таял. Алик любил эту пору года. Каждый зверь теперь оставлял свой след, а он мог часами бродить, разбирая путаную вязь отпечатавшейся жизни леса, и читать рассказы о рыси, волке, кабане или медведе.
В ноябре приморозило. Ручей возле избушки застыл толстыми голубыми наплывами льда, под которыми журчала теплая черная вода. Что всегда раздражало Алика зимой, так это заготовка дров, которых уходило в холода много. Но пока еще рядом с избушкой были сушняк и хворост. Пока тепло доставалось малым трудом.
В долине реки было много волчьих следов. У лесника каждый год пропадал скот, и он обещал Алику восстановить его в Союзе охотников, лишь бы тот уничтожал хищника. На этот раз и в этом месте Алик был под надежным прикрытием, хотя браконьерствовать опасался, стараясь не нарушать законы, даже если они глупы. Осмотрел места, выварил и расставил петли.
В конце ноября в гости пожаловал Виктор с тяжелым рюкзаком и двустволкой.
— Не ждал? — спросил, посмеиваясь и поглядывая на присыпанную снегом избушку.
Первая половина XVII века. Русские первопроходцы — служилые люди, торговцы, авантюристы, промысловики — неустрашимо и неукротимо продолжают осваивать открывшиеся им бескрайние просторы Сибири. «Великий Тёс» — это захватывающее дух повествование о енисейских казаках, стрельцах, детях боярских, дворянах, которые отправлялись в глубь незнакомой земли, не зная, что их ждет и вернуться ли они к родному очагу, к семье и детям.
Дойти до конца «Великого Камня» — горного хребта, протянувшегося от Байкала до Камчатки и Анадыря, — было мечтой, целью и смыслом жизни отважных героев-первопроходцев. В отписках и челобитных грамотах XVII века они оставили свои незатейливые споры, догадки и размышления о том, что может быть на краю «Камня» и есть ли ему конец. На основе старинных документов автор пытается понять и донести до читателя, что же вело и манило людей, уходивших в неизвестное, нередко вопреки воле начальствующих, в надежде на удачу, подножный корм и милость Божью.
1610-е годы. Только что закончилось на Руси страшное десятилетие Великой Смуты, избран наконец новый московский царь Михаил, сын патриарха Филарета. Города и веси Московии постепенно начинают приходить в себя. А самые непоседливые и отважные уже вновь устремляют взоры за Уральский Камень. Богатый там край, неизведанные земли, бесконечные просторы, одно слово — Сибирь. И уходят за Камень одна за одной ватаги — кто налегке, кто со скарбом и семьями — искать себе лучшей жизни. А вместе с ними и служивые, государевы люди — присматривать новые угодья да остроги и фактории для опоры ставить. Отправились в Сибирь и молодые хоперские казаки, закадычные друзья — Пантелей Пенда да Ивашка Похаба, прослышавшие о великой реке Енисее, что течет от Саянских гор до Студеного моря, и земли там ничейной немерено!..
Книга эта среди многочисленных изданий стоит особняком. По широте охвата, по объему тщательно отобранного материала, по живости изложения и наглядности картин роман не имеет аналогов в постперестроечной сибирской литературе. Автор щедро разворачивает перед читателем историческое полотно: освоение русскими первопроходцами неизведанных земель на окраинах Иркутской губернии, к востоку от Камчатки. Это огромная территория, протяженностью в несколько тысяч километров, дикая и неприступная, словно затаившаяся, сберегающая свои богатства до срока.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Цикл Тяншанские повести. Три повести этого цикла: «Байсаурская бестия», «Сын леса» и «Чертов узел» — объединяет одно место и время действия, одни герои.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
ТРЯПИЧНАЯ КУКЛА Какое человеческое чувство сильнее всех? Конечно же любовь. Любовь вопреки, любовь несмотря ни на что, любовь ради торжества красоты жизни. Неужели Барбара наконец обретёт мир и большую любовь? Ответ - на страницах этого короткого романа Паскуале Ферро, где реальность смешивается с фантазией. МАЧЕДОНИЯ И ВАЛЕНТИНА. МУЖЕСТВО ЖЕНЩИН Женщины всегда были важной частью истории. Женщины-героини: политики, святые, воительницы... Но, может быть, наиболее важная борьба женщины - борьба за её право любить и жить по зову сердца.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Цикл Тяншанские повести. Три повести этого цикла: «Байсаурская бестия», «Сын леса» и «Чертов узел» — объединяет одно место и время действия, одни герои.